Совсем другая тень
Шрифт:
— Не в этом дело. Просто хочу переехать. К себе или к Глинскому. Поскольку мне показалось, что пауза затянулась, спросил: — Ты не возражаешь, если я тоже перееду в мастерскую?
— Ради бога. Это же мастерская твоего друга. Да она и не нужна мне больше.
— Ты разве там уже не ночуешь?
— Зачем?
— Как зачем? А Вадим Павлович?
Сашка помолчав, вздохнул:
— Серый. Знаешь, мне кажется — Вадим Павлович отпал.
— Отпал?
— Да. Во всяком случае,
— Почему?
— Потому что он тоже ведь не дурак.
— В смысле?
— В смысле, он давно уже все просек, насчет прокуратуры. Он знает, что нас туда вызывали. Ну и, наверняка, давно уже смылся. От греха подальше.
— Ты уверен?
— Абсолютно уверен.
— Думаешь, он к нам больше не сунется?
— Не знаю, как потом. Но в ближайшее время не сунется.
— Хорошо бы так и было.
— Так и будет.
— Тогда я переезжаю к себе. Если будешь звонить, звони уже мне. Ладно?
— Договорились. Созваниваемся.
— Созваниваемся. — Я положил трубку. И вовремя — почти тут же в комнату вошла Алена.
Алена была в длинном белом махровом халате, который ей очень шел, хотя и делал взрослее. Вообще, Алена выглядела потрясающе. Я сам не верил, что девушка, стоящая сейчас передо мной, может меня терпеть. И уж тем более любить. Но пока все сходилось на этом.
— Привет, — сказал я. — Давно встала?
— Давно. Учти, я уже сделала гренки. И поставила омлет.
— Молодец, Ален, что бы я без тебя делал? Скажи?
— Не знаю. Что-нибудь да делал. Мыться пойдешь?
— Пойду. — Не удержавшись, я снова покосился в окно.
Алена вздохнула:
— Я уже туда смотрела.
— Куда туда?
— Во двор. Утром. Там все спокойно.
Сначала я не понял, что она хотела этим сказать.
— Что значит «там все спокойно»?
— То и значит. Спокойно.
Что-то в ее голосе мне не понравилось. Будто почувствовав это, Алена улыбнулась, мягко обняла за шею, чуть пригнув мою голову, посмотрела в глаза:
— Не сердись. Пожалуйста! Хорошо?
— Я не сержусь. Хотя я не понял твоих слов. В чем дело? Зачем ты смотрела в окно?
— Просто мне показалось: ты чего-то боишься.
— Боюсь?
— Ну, может, я не так выразилась. Опасаешься, остерегаешься.
— Чего остерегаюсь?
Алена отпустила мою шею, сунула руки в карманы:
— Ладно, иди мойся. И приходи завтракать. Прости, что лезу в твои дела.
— Да лезь, пожалуйста. Просто ты вбила себе в голову то, чего нет.
— Нет, так нет. Все. Жду тебя на кухне.
Покончив с туалетом и одевшись, я прошел на кухню. Алена положила мне большой кусок омлета, придвинула чашку кофе. Усевшись и сделав
— Ты вообще как, торопишься?
— Нет. Первую пару я все равно пропустила. Так что времени вагон. Давай, а то остынет.
Мы начали есть. Завтрак проходил в молчании. Наконец я набрался духу и сказал:
— Аленушка, друг мой, знаешь, я сегодня перееду к себе. Если позволишь.
Алена поставила чашку с кофе, посмотрела исподлобья:
— Ты обиделся?
— Да нет, просто хватит кайфовать. Мне. А тебе пропускать первые пары. Да и вообще, надо работать. Так ведь?
— Так. А как же то?
— Что «то»?
Алена встала, подошла к окну. Сказала, не оборачиваясь:
— Ну, то. Чего ты опасаешься.
— Откуда ты взяла, что я чего-то опасаюсь?
Наскоро допив кофе, я подошел к ней, обнял за плечи. Сказал, слегка прикасаясь губами к ее затылку:
— Алена, я ничего не опасаюсь. Запомни это раз и навсегда.
— Опасаешься. Все ведь видно невооруженным глазом.
— Что «все»?
— Все. По утрам ты тщательно разглядываешь двор. Когда мы идем к машине, незаметно оглядываешься. В машине непрерывно следишь, кто едет сзади. И вообще, ты все время будто чего-то ждешь. Так, будто за тобой кто-то гонится. Я понимаю, по каким-то причинам ты не хочешь об этом говорить. Но пойми: я за тебя боюсь. Очень боюсь.
Я молчал, не зная, что ей сказать. Алена повернулась ко мне:
— Сереженька, может, ты все же просветишь меня, что происходит? Пожалуйста! Я тебя очень прошу!
Я подумал: кажется, я должен объяснить ей, в чем дело. Хотя бы вкратце.
— Хорошо. Если тебя это так уж интересует, последнюю неделю за мной и Сашкой охотились.
— Охотились? Кто?
— Нехорошие дяденьки. Но больше они охотиться за нами не будут.
— Точно не будут?
— Точно.
— А что значит «нехорошие дяденьки»?
— Ну, нехорошие дяденьки. И все. Совсем нехорошие.
— Это какие-то бандиты? Уголовники?
— Алена, какая разница? — Я провел рукой по ее волосам. — Бандиты они, уголовники, не имеет значения.
— Сергей, ты что-то скрываешь?
— Ничего я не скрываю.
— Скрываешь. Как ты не можешь понять: я за тебя боюсь.
— И зря, ничего не бойся. Одевайся, и я отвезу тебя. А вечером позвоню, и куда-нибудь сходим.
— Хорошо. Но смотри, если ты меня обманул.
— О чем ты. Все будет в полном порядке, обещаю.
Я засунул в сумку вещи, подождал, пока оденется Алена, и, спустившись с ней вниз, отвез в институт. Потом подъехал к своему дому, оставил машину на обычном месте и поднялся к себе.