Совсем как ты
Шрифт:
– Постойте, – встрепенулась Кэсси. – Значит, вам ничего не стоит поменять один плакат на другой?
– А мне-то что? Мне пофигу.
– Вы еще не определились, как будете голосовать?
– Я – за выход. Нечего бюрократию кормить. И албанцев этих.
– Албания не входит в ЕС.
– А кто входит?
– Испания, Франция, Польша, Ирландия, Германия, Италия… Вы хотите, чтобы я все страны перечислила?
– Ну, поляков тоже нечего кормить.
– Тогда зачем же выставлять плакат, который призывает к обратному?
– Если ты мне докажешь, который лучше для бизнеса, я и поменять могу, почему ж не поменять?
– Да потому,
– Послушай. Меня, к примеру, от печенки воротит, но это ходовой товар, и чем больше народу ее покупает, тем лучше. Разве тут не одно и то же?
– Печенка – это не принципиальная жизненная философия.
– Для кого как.
– Нелюбовь к печенке – это философский принцип?
– По мне – да. Я в первую очередь бизнесмен и только во вторую – философ.
Во вторую? – усомнился про себя Джозеф. Это большой комплимент. В пятьдесят с лишним Марк, в котором росту под два метра и живого веса сто двадцать кило, такой же философ, как слон – балерина.
Похоже, Кэсси сдалась, но Джозеф ее не осуждал. Они пошли в подсобку надевать фартуки.
Около девяти утра ему пришло сообщение от Люси. Недели три они не общались: с того дня, когда он согласился посидеть с ее сыновьями. Она даже перестала заходить в магазин – ну или подгадывала время так, чтобы им не пересекаться. Сейчас она просила у него прощения, и он тут же ответил, что, мол, все нормально, однако факт есть факт. Совестно стало, не иначе. Тем не менее он по ней скучал. От этой эсэмэски прямо кайф словил, даже утренняя хмарь улетучилась от какой-то искры. Чтобы прочесть сообщение, он зашел в туалет: Марк не любил, когда продавцы за прилавком в телефоны смотрели.
Она спрашивала, бывает ли у него обеденный перерыв, и если да, не зайдет ли он к ним на яичницу с беконом. Мальчишки соскучились.
Жила она в пяти минутах – даже на транспорте ехать не надо.
с ними нужно посидеть? – набрал он. В шутку.
Ох. Нет. Что вы.
Именно так. Заглавное О, заглавное Н, заглавное Ч, да еще точки понатыканы. Сразу видно – училка, но Джозефу это в ней нравилось едва ли не больше всего остального. А почему – он и сам не знал. Никогда ему так грамотно не писали – это оказалось в новинку. И было в этом что-то завлекательное. Хотя что может быть завлекательного в правописании? Ответа он не находил, но поймал себя на мысли: а каково, интересно, с такой переспать? И еще напомнил себе быть повнимательней. Вряд ли ее привлечет чужая неграмотность, как его привлекла чужая грамотность. У нее дети. Ему не улыбалось встать с ними на одну доску.
Выхожу в 12:30, напечатал он. Не стоило ли ради нее уточнить: «в 12:30 утра»? Хотя почему «утра»? «Дня». Или, например: «по полудне». Или «по полудню»? Решил оставить как было. Идея понятна.
Глазунья пойдет? – спросила она.
Да
Поразмыслив, он добавил восклицательный знак:
Да!
Так поживее смотрится, решил он.
Тогда до встречи.
Дверь открыл Эл. В руках поднос, на нем стакан апельсинового сока, через руку переброшено полотенце – как заправский официант.
– Милости просим, – расшаркался он.
Джозеф взял стакан, и Эл тут же исчез.
По субботам Джозеф привычно покупал в соседнем кафе сэндвич, который съедал в подсобке.
– Привет. Сок не расплескался?
Джозеф кивнул на стакан. Он пытался понять, что же отличает ее от всех его знакомых. Ну да, почти без косметики, хотя все его знакомые девушки густо красились. Серый кардиган, совсем, казалось бы, для нее неподходящий. Сидит, правда, хорошо, красиво, а за счет чего – сразу и не скажешь. Не в облипку, но и не балахонистый, лейбла не видно. И брови, кстати, обыкновенные. Не подбритые и потом наведенные черным, не выщипанные в тонкую густую щеточку. Ему понравилось, но он сам не знал, по какой причине: то ли потому, что непривычно, то ли потому, что это она. Дикость, конечно, на бровях зацикливаться, но в последние года два у его ровесниц брови считались главной фишкой, и девчонки изгалялись как могли. Он вообще не понимал, в чем состоит назначение бровей, но уж всяко не в том, чтобы на них глазели. А если все же на них глазеют, значит, считал он, что-то пошло не так.
– Ну и хорошо, – сказала она. – Проголодались? Я не спросила: возможно, вы веган, или мусульманин, или еще кто-нибудь?
– В любом случае не вижу препятствий для яичницы с беконом.
– А все-таки?
– Ну. Как бы. Наверное. Христианин.
– Так. И в чем это вас ограничивает?
У него закралась мысль, что с ним, пожалуй, заигрывают. Она колдовала над сковородой, и в этих расспросах звучало только любопытство. Но у Джозефа почему-то перехватило горло, и вместо нейтрального, дружелюбного ответа вырвался какой-то отчаянный лай:
– Ни в чем.
Она рассмеялась:
– Такая религия мне по душе.
– Ну, то есть она не позволяет мне долго дрыхнуть по воскресеньям, а так…
– Вы каждое воскресенье ходите в церковь?
– Стараюсь.
Чтобы только не вступать в бесконечные воскресные пререкания с матерью.
– И верите в Бога.
– Если коротко, то…
Он сам не знал, да или нет. Допустим, он верил, что Бог сотворил вселенную, а дальше что? По воскресеньям, глядя на старушенций, занимавших первые два ряда, он задумывался, не слишком ли многих Господь оставил Своей милостью? Людям живется тоскливо, тяжко, но они как двадцать лет назад ходили в церковь, так и сейчас ходят – благодарят Бога. У Джозефа не возникало ни малейшего желания разбираться, почему лет пять назад идиоты из Грин-Вуда громили магазины электротоваров, однако это был единственный вечер, когда его мать заперлась на все замки, чтобы удержать дома их с сестрой. И если бы ему предложили бить витрины кирпичами, а потом сидеть и ждать смерти, дабы поскорее войти в Царствие Небесное, он быстро нашелся бы с ответом.
– Извините. У вас времени в обрез – только на яичницу с беконом. Мальчики! Все готово!
Вошли ее сыновья, стукнулись с Джозефом кулаками и сели за стол. Им хотелось поболтать о футболе – реальном и виртуальном, а также узнать, когда Джозеф снова придет с ними нянчиться.
– Не зовут, – ответил он.
– Мы тебя зовем, – объявил Дилан.
– Перед этим я должна куда-нибудь уйти, – сказала Люси.
– Давай прямо сегодня вечером? – предложил Эл.
– Сегодня мне определенно некуда деваться, – сказала Люси.