Совсем недавно… Повесть
Шрифт:
Однако, когда он бросил трубку обратно на рычаг, какой-то незнакомый Козюкину мужчина положил перед директором папку и раскрыл ее: там лежали бумаги на подпись, накладные, ведомости - сложный и стройный бухгалтерский мир, требующий к себе немедленного внимания.
Когда незнакомец с папкой ушел, Козюкин равнодушно, без всякой задней мысли, спросил:
– Это - кто? Ну вот, который вас только что мучил цифрами, - пояснил он, заметив, что директор его не понимает.
– A-а, этот! Новый бухгалтер.
– А прежний? Такой старичок с усиками, как его… Войшвилов?
– Войшвилов?
– директор секунду помедлил, словно гадал - сказать или не говорить,
– Распоряжение начинать серийный выпуск пришло. Ну-с, довольны?
Козюкину показалось, что вот сейчас директор скажет: нам известно также, что вы были с Войшвиловым хорошо знакомы. Но директор уже перешел к проекту, и Козюкину с трудом удалось взять себя в руки. В следующую минуту он сказал - себе, - Ратенау нет, стало быть, нет человека, который знал о нем, пожалуй, излишне много. Он не арестован, а умер, стало быть ему, Козюкину, опасаться нечего, - мертвые не говорят.
В этот день он был особенно оживлен. Это нетрудно было приписать удаче проекта. Козюкина видели и в конструкторском бюро, и в чертежной, и у главного технолога, и снова в кабинете директора, видели его широкий жест, слышали переливающийся мягкий баритон, то хвалящий, то ласково выговаривающий за что-то, а то и сердитый, если встречались неполадки. Он обедал в столовой и ел за двоих («все эти дни аппетита совсем не было»), взял в клубе два билета в балет на гастроли ленинградского театра и пригласил одну из чертежниц («Я, конечно, человек пожилой и скучный, но на сцене - Алла Шелест»). В театр он, однако, так и не пошел, - вдруг нашлась масса дел, и все, как назло, неотложные. Вернувшись домой в первом часу, Козюкин устало опустился в кресло и закрыл ладонью глаза. Отступать от задуманного было не поздно. Можно было, пользуясь тем, что Ратенау нет, взяться за любую работу, никто не узнает, что он нарочно упустил эту возможность - неверно рассчитать новый генератор. На заводе, да и повсюду, создание мощного генератора будет записано ему в актив. Смешно думать, что он должен всё время портить, - так долго не продержишься, надо сделать что-нибудь полезное.
Он оборвал ход этих мыслей: достаточно было вспомнить, как совсем недавно было сказано «это не ваш проект, это труд коллектива», - чтобы он резко подался вперед и неожиданно для самого себя грубо выругался вслух. Пришлось встать и идти в другую комнату - глотать бром с валерьянкой, успокоить вконец расходившиеся нервы. Всё было уже решено раз и навсегда, отступать нельзя.
«Новые генераторы, - думал Козюкин, - пойдут в производство через неделю, от силы две. Через два месяца они будут готовы; что же касается результатов, они скажутся позже. Нет, тут дело не обойдется, как на Кушминской ГЭС; здесь на грузовиках будут вывозить ручки да ножки, а потом собирать, что кому принадлежит».
Он усмехнулся, подумав: «Возить вам - не перевозить», - и достал чистый лист бумаги, логарифмическую линейку и карандаш.
…Он заработался до рассвета. Всё, что требовала его душа, вся злость, вся ненависть, то, что из года в год ловко удавалось скрывать от тысяч глаз, - всё было вложено в новый расчет. Уже не лист бумаги, - десятки листов, исписанных его крупным, размашистым почерком, лежали на столе. За окном дворники подметали набережную, прошла поливочная машина, расставив в стороны водяные
Козюкин не видел, как начинается это утро: за цифрами, внешне безжизненными и немыми, перед ним раскрывались иные картины. «Только бы янки не упустили момент, - думал он, - иначе вся работа тоже летит».
Когда в прихожей раздались звонки - два коротких, длинный и снова один короткий, он лениво встал, потянулся, ничуть не удивленный тем, что к нему пришли, и, запахнув теплый халат, пошел открывать дверь.
На площадке стоял долговязый офицер с неестественно тонкой талией. Прежде они виделись раза четыре - у Ратенау и на коротком инструктаже в поезде, кажется, года три назад. Его фамилии Козюкин не знал, в беседе с Ратенау все остальные звали его лейтенантом. Козюкин пропустил его в прихожую и старательно закрыл дверь на все запоры; подумал, и накинул еще цепочку.
– Однако, вы смело открываете, даже не спрашиваете - кто, - заметил «лейтенант».
– Так и нежданных гостей впустить можно.
– Вы думаете, я вас ждал?
– показывая на диван, ответил Козюкин. Гость сделал вид, что не слышал вопроса.
– Не спите? Так сказать, трудитесь на благо любимой отчизны?
– с иронией глядя на письменный стол, сказал «лейтенант», хотя на погонах у него было уже три звездочки старшего техника-лейтенанта. Он неторопливо полез в карман галифе за папиросами, вытягивая ногу, так же неторопливо начал закуривать, и когда Козюкин протянул ему коробку папирос: «Хотите - «Казбек»», - отмахнулся:
– Нет, спасибо, я больше «Звездочку» люблю, мы ведь люди скромные, о нас в газетах не пишут.
Козюкин вспыхнул: «Что они, сговорились все издеваться надо мной, что ли?».
– Во-первых, нет ли у вас чего-нибудь выпить. Устал, три часа езды…
– Это вы могли получить в любой «забегаловке», на вокзале хотя бы, - озлился Козюкин.
Офицер с усмешкой поглядел на него:
– Вот вы какой, уважаемый кандидат наук… А всё же дайте чего-нибудь.
Козюкин принес ему из другой комнаты стопку и початую бутылку коньяку. Когда гость выпил одну за другой несколько рюмок, то стал куда покладистей и признался:
– Я, откровенно-то говоря, думал, что вы - трусишка… Слушайте, когда вы встречаетесь с хозяином? Ну, с Васильевым?
– Понятия не имею. Обычно я встречался с Ратенау, это было удобней и безопасней.
– Вам больше не придется с ним встречаться, - офицер поднял палец и покрутил им.
– Как говорится, мир праху его.
– Я знаю, что он умер.
– Знаете?
– насторожился офицер.
– Что вы знаете? Откуда?
Козюкин рассказал, и офицер успокоился. «Ни черта никто не знает, - подумал он про себя.
– Однако то, что милиция всё же нашла тело и, быть может, какие-нибудь молокососы всё-таки ломают голову над загадочной этой историей - надо учесть».
– Вам придется встретиться с хозяином, - сказал он Козюкину, - мне некогда, я вырываюсь из части по служебным делам, впору только ими и заниматься. Я привез вам чертежи нового оружия, вот они. Это надо срочно передать. Но сами никуда не ездите, вам позвонят. Спрячьте-ка их получше.
Козюкин оглядел комнату, соображая, где бы их можно было спрятать. «Лейтенант» понял и засмеялся:
– Сразу видно, что вам не приходилось заниматься этим делом. В книгу, в книгу, вклейте между страниц, и вся недолга.