Совсем новые сказки
Шрифт:
Целую неделю Сорока сидела на крыше террасы и подслушивала, о чём говорят Игорь со своим братом, студентом Мишей. А потом утащила чёрный конверт из-под фотобумаги, надела его на большой, красивый лист около скворечника и завернула клювом края, чтобы лучше держалось.
В скворечнике стоял страшный крик, потому что там орало уже целых четыре птенца и маме было не до Сороки. Но папа заинтересовался.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Уймите своих крикунов и слушайте! — ответила Сорока. — Оказывается,
— Зачем?
— Скоро узнаете!
Через три дня Сорока сняла конверт, подсунула под лист дощечку, покрытую чёрным сукном, а на лист положила негатив семейного пор-. трета. Всё это она, конечно, опять утащила у Игоря.
— На свету начнётся отложение крахмала, — важно сказала она, — но свет-то будет проходить через негатив. Значит, в тёмных местах крахмала получится меньше, а в светлых — больше. И на листе выйдет фотография!
— Здорово выучила! — засмеялся Васька с террасы. — А где же ты проявишь?
Сорока растерялась. Этого она ещё не проходила.
— Ладно, — сказал Васька, — попробую для смеха начать новую жизнь и помогать птицам. Через два часа принеси мне лист. Я уже давно учу химию вместе с Игорем.
Через два часа на перилах террасы лежали дощечка, негатив и лист, аккуратно отщипнутый от ветки. Но самой Сороки не было видно. Хотя Васька и решил помогать птицам, но все-таки она предпочитала держаться от него подальше.
Васька взял лист и пошёл в ванную, где Миша с Игорем устроили себе фотолабораторию.
Там он опустил лист в кипяток, потом поболтал его пять минут в спирту, промыл тёплой водой и положил в мисочку, на которой было написано: «Раствор йодистого калия».
— Кажется, ничего не переврал, — подумал Васька, — подождём — увидим!
Но, очевидно, Васька хорошо запомнил всё, что делал Игорь, потому что на листе начал появляться отпечаток семейного скворцового портрета. Когда он стал совсем чётким, Васька осторожно подвёл под лист бумагу, вынул и вместе с бумагой положил сушиться в укромном месте.
— Всё! — вздохнул он и с отвращением отряхнул мокрые лапки. — Препротивное занятие! И зачем мне это понадобилось!
На следующее утро великолепный портрет висел уже рядом со скворечников и все птицы так громко кричали от восторга, что даже заглушали четырёх птенцов.
— Чудеса! Чудеса! — щебетали птицы. — Кот помогает птицам! А как похож Кика Скворцов!
— Он теперь носит фамилию Сорокин! — поправила мама.
— Пожалуй, правильнее будет называть его Сорокин-Кошкин, — скромно заметила Сорока, — ведь Васька помогал мне, и к тому же он начал новую жизнь!
— Нет, нет! — испугалась мама, — Кошкин — плохая фамилия для птенца!
— Да мне этого и не надо вовсе! — крикнул с террасы Васька. — Захочу, так все будете Кошкины!
— Ах! Ах! —
— Значит, ты не начал новую жизнь? — огорчилась Сорока. — Почему же ты помогал нам?
— Просто так, — ответил Васька, — от скуки.
И это была правда. Коты всегда останутся котами. И помогать птицам они будут только от скуки. А про фотографию на листе тоже правда. Каждый может сделать такую же, если захочет. Ведь она получилась даже у кота!
Красный лоскуток
В музее было тихо, потому что все посетители уже ушли, экскурсоводы тоже, а сторожа так этому обрадовались, что даже чай пили молча.
В одном зале под стеклом витрины лежали Лоскутки древних-предревних тканей, выцветшие, старые и обтрёпанные. Ведь они жили на свете много столетий и никак не могли сохраниться такими, как были. Но в музеях новые вещи бывают редко, на то они и музеи.
Уже совсем стемнело, когда витрина открылась и в неё положили ещё один Лоскут.
— Надпись сделаем завтра! — сказал кто-то. Витрина опять закрылась, звонко простучали по паркету шаги, и эхо повторило их, переходя из залы в залу, всё тише и тише, пока не смолкло совсем.
— Что это за скучное место? — недовольно спросил Новичок.
— Это музей! — строго ответил ему соседний Лоскуток.
— А ты кто такой?
— Со мной нельзя говорить на ты, — надменно сказал сосед, — я — Пурпур.
— А что это значит?
— Великие боги! Ты не знаешь Пурпура?
— Да нет, не слыхал.
— Расскажите ему! — зашуршали все остальные Лоскутки, и Пурпурный Лоскуток важно кивнул обтрёпанным уголком.
— Это было очень давно и очень далеко отсюда, — начал он. — Жаркое солнце палило обнажённые спины рабов, прикованных к палубе галеры.
— А что такое галера?
— Я вижу, тебя ничему не учили. Галера — большая лодка, на которой плавали по морю во времена Римской империи.
— Тю! — свистнул Новичок. Пурпур вздрогнул от негодования, но решил не обращать внимания на невежу и продолжал:
— Рабы мерно взмахивали вёслами, и галера быстро скользила по синим волнам. А если надсмотрщику казалось, что какой-нибудь раб мало старается, в воздухе свистел длинный, тонкий бич и кровавая полоса проступала на мокрой от пота спине. «Якорь!» — крикнул капитан. Загрохотал ворот, и тяжёлый якорь медленно пошёл на дно. Галера остановилась. Худой, голый раб с бронзово-коричневой кожей прыгнул за борт.