Совсем новые сказки
Шрифт:
— Он тренировался?
— Тренируются только атлеты, а рабы делают то, что им велят. Этому рабу было приказано достать со дна моря улитку, по имени Му-рекс. Он нырял так долго, что кровь хлынула у него из ушей и, упав на палубу, он умер. Но он был всего только рабом, и вместо него сейчас же прыгнул следующий.
— Как! Люди погибали из-за какой-то улитки?
— Никто не считал рабов людьми, — презрительно усмехнулся рассказчик, — а Мурекс — не «какая-то улитка». Капля бесцветной жидкости, которую из него добывали, ценилась на вес золота, потому что под действием солнца и воздуха она превращалась в пурпур — царственный, красный цвет
— Какое варварство! — закричал Новичок.
— Ничего ты не понимаешь, — вздохнул Пурпур, — да оно и понятно. Ведь ты не видел великолепного торжества завоевателя, вступающего на улицы Древнего Рима. Восторженная толпа встречала шествие. В тяжёлых доспехах шли воины, и солнце играло на их блестящих щитах. Сотни повозок везли военные трофеи — слоновую кость, чёрное дерево, дорогие ткани, золото и драгоценные камни. Закованные в цепи, опустив головы, брели за повозками пленники, которым навсегда суждено было стать рабами. А впереди шествия на боевой колеснице, запряжённой четвёркой горячих коней, ехал сам император. Лавровый венок украшал его гордо поднятую голову, и ветер развевал складки пурпурной одежды — тоги.
С тех пор прошло почти две тысячи лет. Императора отравили придворные, чтобы посадить на его место другого, и так они сменялись, пока не перестала существовать и сама Римская империя. А от тоги остался только я — маленький кусочек подола, и я лежу здесь, в витрине музея, чтобы люди могли видеть самую прекрасную из всех красок — царственный пурпур. Теперь тебе понятно, почему нельзя говорить мне «ты»?
Новичок ничего не ответил. История ему совсем не понравилась. Наверное, эти древние римляне были скверными людьми, если так жестоко обращались с несчастными рабами. А что касается отравленного императора, так туда ему и дорога. Кому нужны императоры? Но сказать всё это Пурпуру Новичок постеснялся. Ведь старику стукнуло уже почти две тысячи лет и он жил в совсем другие времена…
— И что же, все краски добывали только из улиток? — спросил он.
— Нет, нет! — зашелестели остальные Лоскутки. Им тоже хотелось рассказать о себе.
— Я — синий Индиго! — важно сказал один. — Мои кустарники с красивыми перистыми листьями и кистями цветов росли на далёком жарком острове Ява. Целые плантации сажали для того, чтобы потом размочить растение в тёплой воде и добыть из него краску. Она, конечно, стоила очень дорого, но была красива. А красота не бывает дешёвой.
— Я — Красный Кошениль. Чтобы меня получить, сушили миллионы крошечных тропических тлей, — заговорил другой Лоскуток, — это тоже дорого обходилось, но людям всегда нравился красный цвет. Ведь даже солнце называют Красным..
Новичок молча слушал рассказы Лоскутков.
— Наверное, они необыкновенно красивы, если люди делали их, несмотря на то, что это трудно и дорого, — думал он.
— А что ты скажешь о себе? — спросил Пурпур.
— Я не бывал в тропиках и не видел императоров, — скромно ответил Новый Лоскуток, — мою краску сделали на Химическом заводе, да еще, к тому же, из чёрной, вонючей, липкой каменноугольной смолы. Она совсем молодая, дешёвая и называется искусственной, или синтетической. Но зато искусственных красителей очень-очень много — несколько тысяч разных оттенков. Среди них есть и синие, и красные, и зелёные, они прочные, яркие и, говорят, красивые, хотя обходятся недорого..
— Сейчас темно, — сказал Пурпур, — утром мы посмотрим, как ты выглядишь. Я никогда не слыхал,
И все Лоскутки заснули, кроме нового, потому что он очень волновался. Ведь завтра его будет экзаменовать сам Пурпур, который носили римские императоры!
Через большое зеркальное окно в тёмную залу музея проскользнул Лунный Луч и заглянул в витрину.
— Не бойся, — прошептал он Новому Лоскутку, — всё обойдётся! Уж мне-то ты можешь поверить: я знаю, что хорошо и что плохо, потому что смотрю сверху!
Новый Лоскуток успокоился и тоже заснул. Лунный Луч заглядывал в окна, пока не обошёл все залы, которых в музее было так много, что Луч даже побледнел от усталости и уступил место Рассвету. А за Рассветом пришло Солнце — ведь они всегда ходят вместе, только Солнце идёт немножко позади, чтобы глаза людей привыкали к яркому свету постепенно и не портились.
— Проснись! — ласково сказало Солнце Лоскутку и бросило в витрину длинную светлую полоску, в которой весело плясали пылинки. — Да какой же ты красавец!
И это была правда, потому что при свете Солнца Новый Лоскуток сиял таким чистым, звонким красным цветом, что даже стекло витрины порозовело. Он огляделся вокруг и увидел возле себя потрёпанный красновато-фиолетовый кусок старой ткани.
— Это вы, Пурпур? — изумлённо спросил Новый Лоскуток. — Простите меня, но мне кажется, что вы не очень красный!
Пурпур молчал. Он уже давно не спал, потому что старики вообще мало спят, и успел хорошо рассмотреть Новичка. Ему было ясно, что римским императорам и не снилась тога такого чудесного цвета, хотя краску сделали всего только из вонючей, чёрной, липкой каменноугольной смолы…
— Не огорчайся! — ласково сказало Пурпуру Солнце. — Всему своё время. Для императоров и ты был достаточно хорош. Но теперь красные ткани нужны для более важного дела — ведь из них шьют пионерские галстуки!
Четыре песчинки
У большого синего моря жили четыре сестры-песчинки — Си, Ди, Ми и Ли. Это очень коротенькие имена, но ведь и сами песчинки были совсем маленькими. Днём они грелись на солнышке, умывались солёными брызгами волн и болтали с кусочками янтаря, которые выносил на берег прилив. По ночам они смотрели, как луна развёртывает на воде серебряную дорожку, а маяк указывает двумя длинными светлыми пальцами, куда надо идти. У маяка не было мамы, поэтому он не знал, что пальцами указывать некрасиво…
Но песчинкам никуда идти не хотелось. Им и дома было хорошо. Только с ветром они соглашались протанцевать вальс — и тогда перелетали с места на место.
— Так будет всегда! — говорили они.
— Нет! — сказал им Маяк. — Всегда ничего не бывает. Всё меняется. Я сверху вижу много такого, о чём вы даже и не слышали.
— Ха-ха-ха! — засмеялись Си, Ди, Ми и Ли. — Мы видели гораздо больше, чем ты. Ведь тебя поставили только пятьдесят лет тому назад, когда буря сломала старую деревянную башню с керосиновой лампой. А мы живём уже много тысячелетий!