Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире
Шрифт:
– Потому что я американец.
– Американец? – Лёша выпучил глаза и снова посмотрел на Сергея. – Он что, американец?
Сергей кивнул.
Лёша еще несколько раз повторил это слово, глядя на меня с недоверием. Очевидно, ему никогда раньше не доводилось встречать иностранца, и он, конечно, представить себе не мог, чтобы кто-то из них бегло говорил по-русски. В его голове никак не укладывалось, что в родном Агзу он сидит за одним столом с неприятелем по холодной войне. Нашу беседу прервал шум с улицы, и в дом вошла небольшая компания деревенских жителей, со многими из которых я уже успел познакомиться накануне. Я хотел к утру быть в форме и поэтому потихоньку улизнул в дальнюю комнату, а Толя тем временем отправился играть в шахматы с Амплеевым, местным пенсионером,
3
Зимняя жизнь в Агзу
Серый свет следующего утра застал Сергея бодрствующим с сигаретой в руке и склонившимся над остывающей дровяной печью. Он пускал в воздух клубы дыма, которые тут же подхватывало и затягивало в дымоход. Сергей посылал проклятия в адрес валявшейся возле стола громадной пустой бутыли из-под спирта и говорил, что нам надо поскорее уезжать из Агзу – алкоголь его убивает. Это не был вопрос свободы воли: пока мы находились в поселке, приходилось угождать деревенским.
Пока мы готовились к очередному дню полевых работ, Сергей предупредил меня, что мне стоит сохранять бдительность: рыбные филины очень недоверчивы по отношению к человеку, и птица может ускользнуть прежде, чем я подойду достаточно близко, чтобы рассмотреть ее. По его словам, нам на руку был шум, издаваемый ими при полете, – особенность, которая отличает рыбных филинов от прочих представителей семейства совиных. Вообще, большинство птиц летает шумно, и некоторых даже можно узнать по звукам, сопровождающим взмах крыла. Однако для обычной совы характерен совершенно бесшумный полет {23} . Дело в том, что маховые перья на их крыльях заканчиваются бахромой из миниатюрных, похожих на гребень, удлиненных бородок, которые гасят воздушные потоки, возникающие при движении крыла, и приглушают звук. Это обеспечивает совам преимущество, когда они преследуют бегущую по земле жертву. Неудивительно, что у рыбных филинов маховые перья гладкие и лишены этого приспособления – ведь их главная добыча живет под водой. В тихую ночь особенно хорошо слышно, как вибрирует воздух под натиском тяжелых крыльев, когда мимо проносится рыбный филин.
23
Ennes Sarradj, Christoph Fritzsche, and Thomas Geyer, "Silent Owl Flight: Bird Flyover Noise Measurements," AIAA Journal 49 (2011): 769–779.
Наш план на день почти не отличался от вчерашнего. Полевая работа по изучению рыбного филина состояла из повторяющихся действий: поиски и еще раз поиски. Одеваться приходилось продуманно, в несколько слоев, потому что мы проводили на открытом воздухе целый день и возвращались затемно. Флисовая куртка, в которой я ходил нараспашку солнечным днем, не согрела бы меня с наступлением темноты, когда начинало холодать, а я сидел неподвижно, вслушиваясь, не прокричит ли рыбный филин. Специального снаряжения, кроме болотных сапог, для этой работы не требовалось. У Толи было кинооборудование, но он, как правило, оставлял его на базе и брал с собой только в случае, если мы обнаруживали что-то достойное съемки.
Мне в напарники опять назначили Толю, который обещал Амплееву, своему оппоненту по шахматам, что свозит его порыбачить на реку. Мы прицепили пустые сани к Толиному зеленому снегоходу и притормозили через несколько домов у избы Амплеева. Вскоре тот вышел к нам в тяжелом тулупе, опираясь на палку и прихватив с собой рыбацкий фанерный ящик, которому предстояло заменить ему стул во время рыбалки на льду. Вальяжно, будто на тахте, он развалился на санях в компании своей старой лайки, которая свернулась калачиком у него под боком и поглядывала на меня. Они оба были слишком
– Fiishhhowwwl! – с ухмылкой сказал мне Амплеев по-английски, и мы тронулись в путь.
Толя повез нас к югу от Агзу, куда скомандовал старик, и заглушил двигатель на том участке реки, где лед был сплошь испещрен замерзшими лунками. Это место явно пользовалось популярностью среди рыбаков.
Амплеев и его лайка слезли с саней, а Толя тем временем отправился бурить для него лунки. Из свежего отверстия каждый раз неожиданно выплескивалась вода вперемешку со снежной кашей, и эта жижа растекалась по поверхности льда. Стояло начало апреля, и первые признаки весны уже сквозили в окружавшем нас замерзшем мире: редкие проталины, предвестники грядущих бурных перемен. В тот раз я впервые оказался на Самарге и еще испытывал некоторый трепет и благоговейный страх. Истории, которые я слышал о реке, приписывали ей легендарные свойства: Самарга несла в Агзу жизнь, но она же воплощала собой неумолимую, враждебную силу, которая сминала, калечила, а иногда и убивала тех, кто опрометчиво терял бдительность в ее владениях.
Толя отцепил сани и сказал, что планирует поискать рыбных филинов выше по течению, но тут вдруг сообразил, что не придумал для меня занятия.
– А ты давай-ка осмотри все полыньи в округе и проверь, нет ли там следов филина, – сказал он, описывая палкой широкую дугу в воздухе. – Я вернусь примерно через час.
Он вручил мне свою палку и велел почаще ею пользоваться.
– Если ударишь ею по льду и услышишь глухой звук или почувствуешь, что лед протыкается, держись от этого места подальше.
Он уехал в сопровождении облака выхлопных газов и рева мотора.
Амплеев открыл рыболовный ящик, достал из него короткую удочку и грязную, заляпанную жиром банку, доверху наполненную замороженной лососевой икрой, потом закрыл его и уселся сверху. Старик окунул ладонь в одну из лунок, чтобы размягчить в воде несколько мутных оранжевых шариков. Он наживил крючок икринкой и забросил леску в воды Самарги. Я показал на прогалину, которую Толя предложил мне обследовать, и спросил у Амплеева, прочный ли вокруг нее лед. Он пожал плечами:
– В такое время года лед прочным не бывает.
Он вновь сосредоточил все свое внимание на лунке и стал легонько подергивать рукой, чтобы крючок с наживкой затанцевал там внизу, в полумраке. Лайка, прихрамывая, бродила неподалеку.
Я осторожно продвигался по льду, звучно пошлепывая по нему, словно боялся угодить в какую-нибудь скрытую ловушку. Стараясь держаться подальше от открытых участков воды, я осматривал заснеженные края полыней в бинокль и искал на них следы филина. Но так ничего и не находил. Вот так медленно я прошел около километра вниз по реке, передвигаясь от одной полыньи к другой, и часа через полтора услышал рев возвращавшегося снегохода. Вернувшись к месту рыбалки, я увидел, что Толя забрал Шурика и оба присоединились к Амплееву на льду, где их подрагивающие удочки то и дело вытаскивали из-подо льда симу и сибирского хариуса.
Во время рыбалки Шурик рассказал мне, что он родом из того же села, что и Сурмач, – местечка под названием Гайворон, расположенного в нескольких километрах от озера Ханка на западе Приморского края. Экономическая ситуация в таких деревнях, как Гайворон, оставляет желать лучшего: отсутствие работы и повальная нищета приводят к злоупотреблению алкоголем, плохому здоровью и высокой смертности среди населения. Сурмач спас Шурика от такой судьбы: взял деревенского парня под свое крыло, научил его ловить птиц паутинными сетями, окольцовывать и отпускать их (или изготавливать чучела для музейных коллекций), показал, как правильно собирать образцы крови и тканей на анализ. Хотя Шурик не имел формального образования, он изготавливал великолепные чучела птиц, аккуратно вел дневник полевой работы и был экспертом по поиску рыбных филинов. Его способность взбираться вверх по трухлявым стволам лесных исполинов (он предпочитал делать это в одних носках), чтобы проверить, нет ли там дупла с гнездом рыбного филина, была настоящей находкой для всей команды.