Сойкина Ворона
Шрифт:
Смотря для кого не поздно. Лично я в себе ни желания такого, ни сил на подобное не ощущаю. Это что, выходит – эгоист я конченный?
Сказать, что рыночная и магазинная толкотня помогла мне отвлечься – не-а. То и дело ловил себя на том, что маме помогаю, но и сам гребусь то фруктами, то конфетами, то колбасой, а в башке само собой всплывает «это нам с Женькой».
Ведро краски водоэмульсионки купил, а колер для нее выбирал и опять в мозгах по кругу «ей оранжевый понравится? А лавандовый?»
–
– Ну типа да, – хохотнул я. – Скоро двадцать шесть годиков.
– Вот и подумай обо всем, что сказала, по-взрослому, не отмахивайся легкомысленно. Авось, найдется другой, кто Женечку эту, набедовавшуюся, отогреть сможет.
Другой? Какой, к еб*еням, другой?
– Мам… – стиснув руль, начал я, впервые в жизни готовый сказать ей прямо, что в наше с Женькой вторжения не допущу.
– Погоди, я не закончила, Миша. Ты это… если все же решение примешь какое, то на сам праздник девушку одну не бросай. Ко мне и первого забежать можешь, не страшно, да и не буду я одна.
– Ну вот, так и знал, что ты только и мечтаешь от меня избавиться, – подмигнул, мигом выдохнув с облегчением ком подкатившего раздражения и едва увернулся от нового подзатыльника.
Мамины покупки наверх оттарабанил, разложить помог, покорно, но очень торопливо слопал суп и второе и, расцеловавшись, помчался… домой.6c94cf
На елочный базар наткнулся прямо на перекрестке и обзавелся почти двухметровой пахучей красавицей, пусть и сосной.
Лицо открывшей дверь Вороновой показалось бледнее обычного, но встрепенувшуюся тревогу притушило появление из моей комнаты Сашка. Походу, все нормально у нас, и почудилось просто.
Не почудилось. Едва я сгрузил все пакеты на пол, чтобы дух перевести и начать разбирать покупки, хлопнула дверь за торопливо свалившим Саньком, вошла Воронова, да так и застыла, уставившись на успевшую вывалиться и выкатиться всякую всячину, которой разжился. И лицо ее стремительно становилось все бледнее и бледнее, а глазищи распахнулись и потемнели, взгляд остановился.
Я окликнул ее раз, другой, сначала удивляясь молчанию, а потом и обосрался не на шутку, когда моя Льдина взмахнула руками и вдруг начала падать. Еле успел подхватить.
– Сука-сука-сука! – шипел сквозь зубы, бегом относя Женьку в свою комнату и укладывая на диван. – Жень-Жень, родная, что с тобой?
Ответа не было, она лежала передо мной бледная до зелени, вся какая-то прозрачно-тонкая, недвижимая прямо как… и неживая вовсе.
Мысль мелькнула эта, и меня аж тряхнуло, даже зубами лязгнул, потому что и сердце и желудок с шарами будто в тисках сжало нещадно.
Не видишь себя дальше без человека, да, мам? Ну судя по всему этот трындец со мной сейчас и происходит. Ведь не приведи
Женька слабо пошевелилась и я очнулся от ступора, начиная материть себя за то, что торчу столбом, а не действую.
– Тихо, Жень, лежи, я сейчас в Скорую позвоню.
– Не надо Скорую… – слабым голосом ответила Льдина и приоткрыла глаза свои синие-синие. – Просто… голова закружилась…
– Да как же, не надо! – возмутился я. – Что, все люди в обмороки на ровном месте хлопаются, когда просто голова закружится?
– Я серьезно, Сойкин. Не надо. – Повторила она уже твердо и с нажимом. Ага, обычная Льдина стремительно возвращается. – Я просто поесть забыла.
– Ну, бля, чудесно! – бомбануло меня. – Пять вечера, а ты не ела еще ни черта? Жень, че за нахер? Вот, взрослая же ты женщина, и человек хороший, но че балда-то такая?
– Это я-то человек хороший? – Женька резко села, будто ее мои слова ужалили. – Я? Да что ты знаешь обо мне, чтобы называть хорошим человеком? Что ты знаешь о том, что я сделала?!
Хер его знает как и почему, но, видимо, мои ляпнутые от фонаря слова зацепили ее за живое и прям не по-детски. Но мне ведь тоже сейчас не до шуток, и назад сдавать я не собираюсь.
– Ну так, возьми и расскажи, чтобы уже знал.
– Да с какой такой стати?
– Чтобы непоняток в будущем избегать, – привел первый пришедший на ум довод. – Что же ты такого сделала, чтобы потерять право называться хорошим человеком?
– Да плевала я, понимаешь ты меня или нет, – огрызнулась Ворона и вскочила с моего дивана. Ее тут же шатнуло, и пришлось обнять, чтобы не рухнула.
Она рыпнулась, попытавшись оттолкнуть, но как-то неубедительно, сразу затихла, и мы так и пошли до кухни. Воронова, не спрашивая, влезла в мой холодильник и, достав остатки шампусика, приложилась прямо с горла, прежде чем я успел отнять.
– Эй, тормози! – выхватил я бутылку, но Льдина уже сделала несколько больших глотков. – Куда на пустой желудок!
Усадил, быстренько нарубал колбасы, хлеба и сыра из пакетов, поставил перед ней. Вино налил в бокал, поставил рядом с тарелкой, сам сел напротив, терпеливо наблюдая, как Женька ест и пьет, и давая понять, что намерен-таки дождаться от нее ответа на свой вопрос.
– Еще есть? – спросила она, не глядя мне в глаза, опустошив бокал.
– Хорош тебе пока.
Женька молчала минуты три, глядя в тарелку и то и дело кривила рот, но наконец вскинула глаза и уставилась в мои с пугающей жесткостью.
– Я убила собственную младшую сестру, Сойкин. Довела до самоубийства. Просто потому, что захотела. Как тебе такое, а?
Не знаю какой реакции она ожидала, но я только сухо кивнул и велел:
– Подробности давай!