Союз нерушимый
Шрифт:
Я спросил, кто же сейчас в Киеве вместо предателя Кириченко, Сталин взглянул на Пономаренко, тот сказал:
— Товарищ Ольховская, инструктор ЦК. В раскрытии заговора, ее прямая заслуга. Бывшая партизанка, разведчица и снайпер, имеет на счету несколько десятков лично убитых фрицев. Умная, энергичная, хороший организатор, можете полностью на нее положиться. Из недостатков: всегда имеет свое мнение, которое отчего-то часто оказывается правильным — так что, иному начальству очень трудно товарищем Ольховской управлять. Можете считать ее исполняющей обязанности Первого Секретаря ЦК КПУ. Хотя замечу, что формально Кириченко (для масс) остается на своем посту, однако по факту все решает Ольховская. И отвечает перед ЦК ВКП(б) за все политические вопросы.
В 16.15 четыре самолета с моим штабом — товарищами, которых я знал еще по Первому Украинскому, в опыте, умении и надежности
Первые самолеты с подразделениями 1й воздушно-десантной дивизии прибыли в Борисполь в 17.20. Возможности военно-транспортной авиации тогда были далеко не те, что в более позднее время, лишь с конца пятидесятых, с принятием на вооружение Ан-12, части ВДВ обрели наконец истинную аэромобильность. Приводящие в пример посадочные десанты на островах Эгейского моря в ходе операции "Ушаков", как и после в Манчжурии, забывают, что они проводились после гораздо более серьезной и длительной подготовки, и не были столь масштабны, имея численность роты, редко батальона. К тому же, для удобства управления, планом было предусмотрено, что 1я вдд садится в Борисполе и действует в восточном секторе, а в Жуляны должны были прибыть две бригады морской пехоты — однако же десантники, имея больший опыт взаимодействия с ВТА, умудрились "перетянуть одеяло" себе, забрав, например, все "Ланкастер-йорки" тяжелого транспортного полка с аэродрома Бельбек. В результате, морская пехота начала прибывать, отдельными подразделениями, лишь с утра двадцать третьего, а полное сосредоточение 5й гвардейской и 6й бригад было завершено только двадцать четвертого во второй половине дня.
Хорошим подспорьем оказался прибывший после шести часов вечера 56й гвардейский Зееловский танко-самоходный полк, имеющий боевой опыт уличных боев в Берлине. Тяжелые САУ в сопровождении автоматчиков заняли оборону в районе вокзала, товарной станции, штаба КВО, а также оказали большую помощь в разоружении ненадежных частей гарнизона, по указанию товарищей из НКГБ. Также на второй-третий день ожидалось прибытие 4го гвардейского кавкорпуса из состава конно-механизированной группы Плиева, перебрасываемой из Австрии на Дальний Восток (успела принять активное участие в подавлении мятежа лишь 9я гвард. Кубанская кавдивизия, с 25 июня). Однако в ночь на 23е положение было очень опасным, и при начале бандеровцами активных действий, могло создаться достаточно неприятная ситуация.
Мы вынуждены были действовать, поначалу сугубо оборонительно, поскольку не имели точных сведений о силах и намерениях противника. Сейчас, оглядываясь назад, нахожу, что какие-то меры были явно избыточны — в расчете на выступление гораздо более сильного врага, как например немецкого "Бранденбурга", имеющего четкий план действий. В сорок четвертом в РККА к возможностям малых групп спецназа уже относились достаточно серьезно — а из показаний пленных, уже допрошенных в Москве, было известно, что бойцы с бранденбурговской подготовкой в составе батальонов УПА, вошедших в Киев, есть. Не было принято во внимание, что бандеровцам также необходимо было время, чтобы сорганизоваться, поставить в свои ряды тех, скрытно проник в Киев раньше, раздать им оружие, договориться о связи.
Полной неожиданностью для нас было шествие по Крещатику, под советскими флагами и с нашей символикой. Создалось впечатление, что враг имеет в Киеве десятитысячную армию — и это в момент, когда 1я вдд еще не завершила сосредоточение (окончательно — лишь к вечеру 23 июня), а первые "Дугласы" с морской пехотой лишь начали приземляться в Жулянах. Сведения о противнике были крайне противоречивы — так, до вечера 24 июня считалось, что один из вражеских батальонов сконцентрировался в Дарнице, готовясь к атаке на Борисполь (в действительности, там действовали лишь разведывательно-диверсионные группы УПА). Батальон десантников был спешно послан в Вышгород, поскольку и там ожидалось выступление бандеровцев — в дальнейшем, не обнаружив противника, и оставив там одну роту, оборонять мост, парашютисты прибыли наконец в 41й городок, усилив его оборону. Лишь к вечеру 23 июня были получены сколько-то достоверные сведения о реальных силах и возможностях врага, от первых взятых пленных и нашей агентуры.
Ольховская, с которой я связался сразу по прилету, успела организовать на крупных киевских заводах "отряды рабочей самообороны". А также, что позже сыграло важнейшую роль в подавлении мятежа, развернуть "разведсеть" из надежных коммунистов и комсомольцев — которые докладывали о силах, расположении и передвижении противника, а в дальнейшем служили проводниками для армейских подразделений, и помогали выявлять затаившихся врагов и их пособников. Из слов Пономаренко я представлял себе женщину моих лет, и позже был удивлен, при встрече увидев, что она ненамного старше героев "Молодой Гвардии" — что ж, на войне люди взрослеют очень быстро. Но сразу чувствовалось, что она умеет командовать и держит руку на пульсе событий, даже первый наш разговор по телефону был предельно сжатым и деловым.
Первые боестолкновения были еще в ночь на 23 июня. Около полуночи свыше сотни бандеровцев пытались захватить вещевые склады, охраняемые неполным взводом курсантов НКВД (присланы из Васильковских казарм на усиление охраны, вечером 22 июня). Ребята понесли тяжелые потери, из восемнадцати человек пятеро были убиты и восемь ранены, но они сумели продержаться до прибытия подкрепления, не дав националистам захватить военное имущество. Что имело серьезные последствия — так как бандеровцы рассчитывали нападать, массово переодеваясь в нашу форму, теперь же они были в этом сильно ограничены. Для событий первых суток было характерно, что ОУН еще старалось скрывать свое истинное лицо, не ввязываясь в настоящие бои — лишь внезапные короткие нападения, и немедленный отход при неудаче. Или же маскировка под "народный гнев", если присутствовала толпа. Следует отметить, что в ряде случаев милиция не только не препятствовала "народной демонстрации", но и сама присоединялась к митингующим, с оружием руках. Также имело место, когда военнослужащие Киевского гарнизона (не уроженцы Западной Украины) вели разлагающие разговоры и пытались саботировать выполнение моих приказов, ссылаясь на "там же свои".
С утра, а особенно к вечеру 24 июня, бандеровцы показали наконец свое истинное лицо. Поняв, что основная масса населения не поддержит их крики про "Украина не АССР", и считая, что привлеченные обманом уже замарали себя перед Советской Властью, участвуя в шабаше, фашисты начали открытые убийства, погромы и грабежи. Убивали не только за принадлежность к Партии и комсомолу, но и просто по подозрению, а также угрожали колеблющимся из толпы, что придут за ними и их семьями в случае дезертирства. К тому же большая часть рядовых в батальонах УПА шла в Киев за обещанной добычей, и теперь грозили своему же командованию бунтом, если оно и дальше будет запрещать им проявлять свою бандитскую суть. В то же время непринятие ответных мер с нашей стороны создало у руководства ОУН иллюзию нашей слабости и готовности к уступкам. В ночь на 25 июня бандеровцы массировано атаковали объекты, удерживаемые советскими войсками. Эти атаки были отбиты, с большими для противника потерями.
К этому времени мы уже имели достаточную информацию о численности мятежников, расположении их сил и штабов. С утра 25 июня началось наше решительное наступление, поддержанное свежеприбывшей 9й кавдивизией (имеющей в составе не только конницу, но и танковый полк на Т-54, и батальон мотопехоты на БТР). Мятеж, окончательно потерявший поддержку киевлян, был подавлен уже к вечеру, еще несколько дней шло вылавливание укрывшихся и бежавших.
Еще один протокол допроса (после событий).