Союз обворованных
Шрифт:
Публика тоже не оставляла желать лучшего. Разумеется, паханов здесь не было, не говоря уже об их шестерках, не было и низкопробных нуворишей. Дубов заприметил несколько знакомых лиц, в их числе, естественно, господина Шапиро, известного интеллигента и мецената, и господина Длугача, что, на взгляд Бориса Олеговича, было вовсе не естественно; впрочем, эксцентричность унитазного короля могла простираться и до такой степени. С обоими Борис Олегович обменялся едва заметными кивками, да и они не спешили афишировать знакомство. Зато с Веригиным, доктором и академиком ещё советских времен, директором Института технологических
Самых хвалебных отзывов заслуживал и ансамбль Скрипалюка. В первом отделении, правда, когда играли Делиба, Борис Олегович больше внимания уделял салатам и бифштексу. Когда же за роялем появился изрядно постаревший, но по-прежнему кругленький и по-прежнему блистательный Ливанов и начал увертюру к «Порги и Бесс», тарелки были забыты. Наплывали воспоминания юности, предательски увлажнились глаза. Да и у Инги Харитоновны грудь вздымалась чаще обычного.
Ансамбль отыграл программу, в небольшом зале раздались негромкие, но продолжительные аплодисменты.
Борис Олегович оглянулся и поманил к себе стоявшую в сторонке прекрасного сложения блондинку в строгом черном костюме.
— Простите, сударыня, мне показалось, вы здесь… э-э… распорядителем…
— Чем могу помочь?
— Нельзя ли попросить, чтобы исполнили «Strangers in the Night»?
— Our pleasure, sir, — с прекрасным нездешним прононсом ответствовала блондинка и проплыла к подиуму.
Борис Олегович проводил её взглядом, отметил царственную осанку и признал, что в «Комфорте» все действительно по высшему классу.
Тем временем блондинка негромко сообщила Скрипалюку:
— Юрий Геннадиевич, Слон просит «Странники в ночи».
— Елки-палки, — изумился Скрипалюк, — у нас Слон сегодня? Погоди, Ирочка, это который?
— За четвертым столиком, сделанный под Ширвиндта, с толстухой.
Скрипалюк обернулся к четвертому столику, едва заметно кивнул, приподнял смычок.
Среди негромкого гомона благопристойной публики почти неслышно прозвучала пущенная вместо проигрыша строка рефрена. Скрипке отозвалась сдержанная, робкая россыпь одиночных нот рояля. И вот наконец вступили дуэтом альт с виолончелью…
Это было прекрасно. Борис Олегович едва сдерживался. У него закипало в горле, он вдруг вспомнил далекие годы, когда был тощим и голоштанным, и подумал: «Так стоило ли? Разве может сытая жизнь, игра, власть заменить эти подступающие слезы, это чистое волнение души?..»
Впрочем, минута слабости окончилась вместе с финальным крещендо.
Борис Олегович поднялся, погладил по плечу растроганную супругу, прошел к оркестру, пожал руки всем пятерым музыкантам, приговаривая:
— Ах, господа, какая мелодия — и какое исполнение! У меня тридцать лет с плеч свалилось. Спасибо, спасибо…
На обратном пути остановился возле блондинки, вновь занявшей обычное место, протянул
— Сделайте одолжение, передайте музыкантам — мне самому неловко унижать их искусство. А вот это, — добавил вторую сотню, — лично Ливанову.
— Прошу прощения, у нас не принято, — твердо возразила блондинка.
— Зато принято у меня! — надменно свел брови Дубов.
Достал ещё десятку, сунул все наглой девчонке и проследовал к супруге.
— Нам пора.
Инга Харитоновна вздохнула, оставила недопитый кофе и поднялась. Неизвестно откуда возникший официант успел отодвинуть её стул, незаметно сунул Дубову счет и только поклонился, когда тот вручил деньги и ленивым движением пальцев показал, что сдачи не надо.
Идя к выходу, он ещё раз покосился на блондинку. Знакомое лицо… Откуда? И только у гардероба, подавая супруге шубу, вспомнил:
«Да ведь это та девчонка, которая стараниями господина Манохина и его половины попала в махденский бордель, а после сбежала! Конечно, на видеозаписи у неё не было этой царственной мины… С характером девчонка! Впрочем, другая оттуда и не выбралась бы. А я на неё напустился — нехорошо, это же моя благодетельница…»
Улыбнулся. Действительно, как бы иначе удалось взять к ногтю Кучумова, не будь той видеозаписи, разоблачающей шалости полковничьей великовозрастной дочурки и зятька?.. Кстати говоря, и небесполезное знакомство с Колесниковыми тоже состоялось из-за этой блондинки…
Бригадир Алексей сказал в уоки-токи: «Ребята, подавайте» и первым вышел на лестницу. Чисто. Шагнул в наружную дверь, подождал, пока подъедет «вольво», спустился с крыльца, проверил, на месте ли «чероки», открыл заднюю дверцу.
Когда уже сворачивали с Галицкой, Борис Олегович сказал:
— Ну что ж, Алексей. Праздник кончился, начинаются будни. Завтра же и приступайте.
Глава 31
Разруха — это когда…
Утренний повтор третьей серии Настасья Матвеевна напросилась смотреть к Антоновне. Марья ящика не любила, и будь это хоть «Секрет тропиканки», хоть «Династия», только послала бы старинную подругу подальше. Но «Место встречи изменить нельзя» — дело другое. Положим, Марья все равно бурчала, что против книжки кино слабое и что напрасно братья Вайнеры согласились на изменение сюжета, но тут уж Настасья с Марьиными интеллигентскими мнениями никак не соглашалась. И правильно изменили, никак нельзя, чтобы Варя Синичкина погибла. Горя и в жизни хватает, а в кино наши должны немцев (ну, врагов, значит) победить, а Она должна с Ним остаться.
А к подруге Матвеевна напросилась по многим причинам. Во-первых, свой старый «Рубин» она загоняла до полной серости, и в дневное время смотреть его вовсе никакой возможности, а у Марьи «Электрон» хоть тоже не новый, но включает она его редко, только программу «Время» послушать, так что все на месте — и яркость, и контрастность. Во-вторых, в Марьином подъезде коллективная антенна лучше принимает станцию «Семь-плюс», без полосочек, и звук от выступлений депутатов по второму каналу в фильм не лезет. И в-третьих, самое главное, нельзя такой душевный фильм в одиночку смотреть или, не дай Бог, с молодыми, которые в жизни ничего не видели. Представляете, на стенке висит простой репродуктор, а они пальцем тычут и спрашивают, это что за фигня.