Союз обворованных
Шрифт:
Раньше думала, что история самая банальная: может, не удовлетворяет его жена сексуально, может, постарела — ей ведь, все-таки, уже лет сорок, и детей трое… Может, с годами появилась в ней бабья стервозность — и он, как многие, нашел на стороне подругу, с которой ему хорошо в постели, с которой тепло и спокойно в другое время, и только порядочность или долг перед детьми мешают все оборвать разом. А отдушина все же нужна… Но пять отдушин?
«В самом деле, я что, такая виртуозка в постели? Увы… Или, может быть, со мной он может выговориться, излить душу, раскрыть тонкости, на которые у жены
Вышла из лифта, открыла дверь ключом.
«А в самом деле, что это за папка? Может, коллекция фотографий всех своих отдушин за период брачной жизни? На старости лет полистать, повспоминать, не держать же такое дома, чтобы жена нечаянно наткнулась… А я не полезу, знает…»
Наташа мыла руки и вспоминала, как года через полтора после знакомства Гарик принес к ней несколько довольно толстых папок. Сказал, что это документы старой фирмы. Забрал, мол, с работы, а до дома ещё не доехал. Потому у неё и оставил. Потом папки постепенно стали исчезать. Пока в конце концов не осталась всего одна.
Наташа к этим папкам, конечно же, и пальцем не прикасалась. Просто при очередной уборке переложила в книжный шкаф, в самый низ, где не стекло, а деревянные дверцы. А хоть бы и в кладовку к кастрюлям. Запечатанной в полиэтилен бумаге все равно, где пылиться. А в письменном столе мешает.
Но теперь Наташа решила, что имеет полное право посмотреть, что за документы лежат у неё который год. Решительно вытащила из шкафа и вскрыла полиэтилен.
Так, это что? «…у Бездеткина Владлена Григорьевича… эквивалент десяти тысяч долларов… на год… из расчета двадцать процентов в месяц…»
Расписка. Какой-то неизвестный Бездеткин отдал под проценты на год приличную сумму денег. А отдал, между прочим, Лаврентьеву Игорю Константиновичу, полномочному представителю компании «Лигинвест»…
Полномочный представитель?! Внештатный консультант по набору кадров? Странно…
Наташа продолжала перебирать расписки. Перед её глазами мелькали фамилии. Чаще незнакомые, но попадались и такие, которые в Чураеве слышал каждый. И суммы приличные… Прикинула в уме — в общем хорошо за полмиллиона долларов.
«…получил полностью. Финансовых претензий к компании „Лигинвест“ и лично к г-ну Лаврентьеву Игорю Константиновичу не имею…». Дата. Подпись. Свидетели…
«Вот так так, Гарик дорогой, нежный любовничек, тихий директор и борец за окружающую среду! А ты, оказывается, у нас Рокфеллер! Кому бы ещё эти деятели доверили свои тысячи, кроме настоящего хозяина „Лигинвеста“? Это ж тебе лично они доверяли! А если расписки здесь, значит, этим деловарам ты все до копеечки выплатил… Зато обобрал бессловесных трудяг и пенсионеров, которые свои несчастные три сотни за
Наташа ходила по комнате и размышляла.
«Это — мина, причем даже не замедленного, а мгновенного действия, только дотронься. Если эти бумажки попадут в нужные руки, ему не поздоровится. Да его просто посадят! С шумом, скандалом, с конфискацией… А если это будут руки не милиции, а другого вора? Шантажиста?
Да, это — настоящее оружие. Это уже не Каринкина фига в кармане. Этими бумажками с ним что угодно можно сделать. И он за эти бумажки что угодно может сделать…»
Она замерла.
«Боже… Так хорошо, спокойно было, пока ничего не знала. Только и забот — ждать, что он когда-нибудь… Надеяться… А теперь? Надеяться, что он не узнает, что я знаю? Что по-прежнему будет считать наивной честной дурочкой? И каждую минуту трястись: вдруг узнает, вдруг догадается… А он тем временем будет жиреть на чужих деньгах, наворованных, и радоваться, что никто никогда не узнает, пока его тайны хранятся у влюбленной дурочки… И ничего бояться не будет, и никакой Бог его не накажет. А я буду умирать от страха, и его ненавидеть, и ложиться с ним, и чувствовать, как к горлу подступает ужас и тошнота…»
Она снова заходила по комнате, вышла в коридорчик, на кухню, напилась чего-то газированного из холодильника. Закурила.
«Но нельзя же дать ему уйти безнаказанным! Неужели все ему сойдет с рук, и я, и все девки, дуры наивные… И обокраденные бедняги… А он будет продолжать свои делишки, рваться к власти, чтобы обдирать простаков ещё и еще, и тащить к себе в постель новых дур… Убить бы его! И сесть в тюрьму на пятнадцать лет, да? И как его убьешь? И как жить потом, глядеть на свои руки, которыми…»
Сломала сигарету в пепельнице, раздавила, растерла.
«Нет, все по порядку. Прежде всего — обеспечить собственную безопасность. А для этого надо, чтобы ещё кто-то узнал об этих документах, кто-то надежный, чтобы в любую минуту можно было ему пригрозить: только тронь, весь город правду о тебе узнает… А тогда уже он будет не страшен, тогда и можно будет решить, чем он расплатится за свою подлость…»
Решение пришло только под вечер, когда уже начало темнеть.
«Дура! Ты ж только оттуда! АСДИК — вот тебе твое решение! Раз они всю грязь про нас про всех знают и не проболтались, то им и нужно поручить, тоже от нас от всех, чтобы врезали ему… Чтоб надолго запомнил!»
Наташа начала торопливо одеваться. Потом сообразила, что перед поездкой хорошо бы позвонить, чтобы в фирме хоть кто-то был и ждал ее…
— Алло, это АСДИК? Мне нужна Аня.
— А кто её спрашивает? — ответил женский голос.
— Я… Я от Карины Каримовой… Мне срочно нужно приехать к вам в фирму. Вы ещё на месте?
— Фирма работает до семи.
В этот раз Наташа схватила такси и успела в фирму не без пяти семь, а гораздо раньше. Точно так же позвонила в дверь, собиралась открыть рот, чтобы сказать: «Я опять к вам пришла», — но тут сообразила, что устрашающую утреннюю косметику смыла, парик сняла и темные очки тоже дома оставила. А приехала в своем обычном виде. Хорошо хоть, самое главное — папку — взять не забыла.