Союз одиноких сердец
Шрифт:
— Почему из дому?! — возмутился Вэл. — Как они могли тебя отпустить?!
— Меня отпустили сегодня утром, когда сделали все анализы. Сказали, что я вполне могу полежать и дома.
Он хотел спросить, что с рукой, но вопрос застрял у него в горле. Пусть она сама скажет ему.
— Ты не ответил, — мягко напомнила ему Лейла. — Ты придешь? Я одна дома. И очень хочу видеть тебя.
— Конечно, приду, — выдохнул Вэл. — Я всегда буду рядом с тобой. — Он сам не представлял, что может когда-нибудь сказать ей подобное, но слова вырвались и вернуть их было нельзя.
Это было их первое объяснение в любви.
Она сама открыла ему дверь. И через мгновение он уже обнимал ее, как мог раньше обнять только во сне. Она была именно такая, какой представлялась: тоненькая, гибкая душистая. Когда он поднял ее лицо и посмотрел в глаза, то увидел, что по лицу рекой текут слезы. Она плакала беззвучно, не всхлипывая и не вздрагивая.
— Лейла, что ты? — испугался он. — Все же хорошо… Тебя отпустили, значит, они не боятся.
— Все хорошо, — кивнула она. — Но я теперь никогда не смогу быть кем хочу.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Вэл осторожно повернул ее и подтолкнул к дивану. — Успокойся, пожалуйста, и объясни. Что сказали тебе врачи?
— Они сказали, что все в порядке, — всхлипнула Лейла. — Но я и сама все знаю. Понимаешь, сухожилия, правая рука. Я смогу ее разработать, если все сложится удачно… Но я никогда не смогу владеть ею по-настоящему хорошо.
— Глупая, ты же не собираешься быть художником, — неуклюже попытался успокоить ее Вэл.
— Художником — нет, — грустно улыбнулась Лейла. — Я мечтала быть нейрохирургом…
Вэл онемел от удивления. Вот это да! Кто бы мог подумать! Вот это девчонка!
— Ты? Нейрохирургом? — Он никак не мог поверить.
— А почему тебя это удивляет? — вскинула голову Лейла и слезы ее наконец остановились. — Я мечтаю быть врачом всю жизнь.
— Дело в том, что я тоже мечтаю быть врачом, — выдавил Вэл. — Только я хочу быть кардиохирургом.
Лейла вдруг улыбнулась и погладила ошеломленного Вэла по щеке.
— Значит, все отлично. Мы так и будем сидеть вместе. Только мне придется выбрать другую специализацию. Я боялась, что после школы нам придется расстаться.
— Лейла, — Вэл не мог поверить своим ушам, — неужели ты…
— Что я?
— Ну, я не знаю как сказать… — замялся Вэл.
— И говорить нечего, — пожала плечами Лейла. — Все знают, что мы с тобой когда-нибудь будем вместе. Я вот только все ждала, когда ты наконец вырастешь.
Вэл был ошеломлен. Он боялся лишний раз взглянуть на нее, у него начинало першить в горле, когда он обращался к ней с невинным вопросом, а она, оказывается, все давно решила…
— Ты хочешь сказать, что…
— Ну, решайся! — опять улыбнулась она.
Вэл замотал головой.
— Хорошо, — согласилась Лейла. — Скажу я. Я влюблена в тебя уже три года. С того самого момента, когда увидела, как ты закрылся от меня своей дурацкой сумкой.
— Я не закрывался, — возразил Вэл. — Все было не так.
— Именно закрывался, — засмеялась Лейла. — Да еще и к окну отвернулся, чтобы меня не видеть. Собственно говоря, я до сих пор не понимаю, почему ты не прогнал меня. Ровно через неделю мне под страшным секретом сообщили, что ты женоненавистник и целый выводок наших барышень тоскует от неразделенной любви к тебе.
— Ко мне? — не поверил Вэл. —
— Какие записки, если ты никого не замечал, кроме учебников? Мне о тебе все доложили и сказали, чтобы я особо ни на что не рассчитывала.
— А ты рассчитывала? — подначил ее Вэл.
— Я терпеливо ждала, когда ты созреешь, — притворно вздохнула Лейла. — Поверить в то, что тебе совсем не нравятся девочки, я не могла.
Вэл был счастлив то ли от того, что она перестала плакать, то ли от того, что мог наконец поведать ей все, о чем не мог сказать, каждый день сидя с ней за одним столом.
— Я боялся на тебя смотреть, — признался он, — ты была такая красивая, такая чужая и спокойная. Мне же было всего пятнадцать…
— Знаешь, а я подумала, что ты самый умный мальчик, которого я когда-либо видела, — призналась Лейла.
— Ну вот, — Вэл сделал вид, что расстроился, — а я-то думал, что тебя поразила моя потрясающая мужская красота…
— Ты самый красивый и самый лучший в мире, — нежно сказала Лейла. — И если ты сейчас же не поцелуешь меня, я просто сойду с ума или решу, что ты привидение.
Вэл наклонился и осторожно притронулся к краешкам ее губ. Он не знал еще, что от этого можно умереть…
Господи! Как же он соскучился по ней! Вэл потянулся в кресле, подвигал затекшими от долгого сидения ногами и с удовольствием зевнул. Если все благополучно с Жаклин, то через три дня он будет целовать соблазнительные губы Лейлы столько, сколько ему захочется.
2
Вэл посмотрел на часы: до конца полета оставалось минут двадцать. В салоне было душно, народ занервничал, предвкушая посадку. Вэл и сам не слишком любил эти последние минуты полета, когда ожидание земли становится почти невыносимым, когда все начинают лихорадочно посматривать в иллюминаторы, говорить нарочито бодро, скрывая естественный страх, прислушиваться к работе двигателей и считать круги, который самолет совершил, заходя на посадку.
Вэл видел столько боли, крови и неоправданной молодой смерти, что давно научился относиться к катастрофам как истинный фаталист, но сегодня он почему-то тоже нервничал. Хотя скорее его настроение зависело не от результата полета, а от предстоящей встречи с матерью Лейлы.
Он отлично помнил их первую встречу и свое ощущение, что Жаклин похожа на заводную куклу. Такая же красивая, холодная и насквозь искусственная.
После первого же их объяснения Лейла решила, что должна познакомить его с родителями. Она уверила Вэла, что и родители мечтают с ним встретиться, поскольку желают выразить благодарность за спасение дочери. Вэл попытался увернуться от этой процедуры, но Лейла убедила его, что рано или поздно это все равно случится, поэтому и тянуть нечего. Она сказала, что в ближайшее воскресенье родители устраивают маленький праздник по поводу ее благополучного возвращения из больницы и очень хотели бы, чтобы с ними отметил это событие «виновник торжества». Последним аргументом было то, что отец Лейлы сам собрался звонить ему сегодня вечером. Хорошо, что Лейла сказала ему об этом. Хорош бы он был, если бы стал заикаться при разговоре с ее отцом.