Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия
Шрифт:
Давно было известно, что между болгарами и немцами существуют многолетние дружественные отношения, восходящие к их прошлому как союзников (и побежденных) в Первой мировой войне. Болгарские монархи боялись Советского Союза, правительство которого убило своего царя. Более того, у России была давняя история вмешательства в дела на Балканах — расстраивая планы почти каждого государства там. После того как Гитлер милитаризовал Германию, некоторые малые, зачастую враждующие балканские страны вновь стали считать ее своей потенциальной защитницей. У них, у Германии и у других центральноевропейских стран был свой исторический опыт противодействия давнишнему движению России к турецким проливам через Румынию и Болгарию [330] . Можно быть практически уверенным, что слова Потемкина Антонову были переданы как минимум одной стороне, заинтересованной в их содержании, то есть немцам.
330
Госсекретарь Вайцзеккер писал после визита болгарского премьера в Берлин в 1939 г., что надежды Болгарии [на выживание и на возврат земель, потерянных после Первой мировой войны] «строятся на силе Германии… Дружба с Германией — основа болгарской внешней политики». См.: Вайцзеккер. Diplogerma
В середине июня 1939 г. Сталин вновь воспользовался восприимчивыми ушами болгарского дипломата. В то время Гитлер и Сталин уже несколько месяцев предавались кокетливому обмену мнениями в попытке согласиться на взаимно удовлетворительную переделку их общих территориальных интересов в Центральной Европе, в конечном итоге приведшую к падению Польши [331] .
В середине июня 1939 г. советский поверенный в делах в Берлине Георгий Астахов, несомненно поддержанный его кремлевским хозяином, пытался ускорить обсуждение территориальных вопросов с немцами, тем не менее отделяя свои слова от официальных сообщений Кремля. Он взялся непрямо передать нацистским дипломатическим лидерам некоторую информацию о советских требованиях в грядущих переговорах. Чтобы быстро донести до нацистских дипломатических лидеров свои слова о добыче, которую Москва стремится получить, Астахов раскрыл некоторые советские требования Парвану Драганову, советнику болгарского посольства в Берлине. Затем Драганов передал услышанное Эрнсту Ворманну, руководителю политического отдела на Вильгельмштрассе [332] . Драганов уверял Ворманна, что он был абсолютно поражен подходом Астахова. Он сказал, что в прошлом у него не было никаких особых отношений с Астаховым, и его удивило неожиданное внимание к нему советского поверенного в делах [333] .
331
На возникающий германо-советский обмен мнениями намекала длительная беседа фюрера с советским послом Алексеем Мерекаловым 12 января 1939 г. Незадолго до того Мерекалов вернулся в Берлин из Москвы. См.: Stanislaw Zerko, Niemecka polityka zagraniczna (Познань, 2005), с. 373.
332
В то время в дипломатических кругах нередко заменяли германское министерство иностранных дел именем улицы, на которой оно располагалось: Вильгельмштрассе.
333
«Aufzeichnung» Woermann, Берлин, 15 июня 1939, ADAP, ser. D, том VI, с. 607–608.
Использование третьей стороны для передачи сообщений было лишь одним из методов Сталина [334] . Отсюда и откровения: Потемкина — советнику болгарского посольства Антонову в феврале 1938 г., Астахова — Драганову в июне 1939 г. То, что Антонов, вероятно, доложил услышанное от Потемкина в министерство иностранных дел в Софии, подтверждается фактом его передачи, вместе со схожими сообщениями, советнику французского посольства в Софии в декабре 1938 г. [335]
334
Еще один пример: Stanislaw Zerko, Stosunki polsko-niemieckie 1938–1939 (Познань, 1998), с. 404, ссылка 222.
335
Георгий Коссейванов к советнику посольства Ренэ Ри-стельюберу, сообщено в отчете Ристельюбера французскому министру иностранных дел Жоржу Боннэ, София, 16 декабря 1938 г. — France, Ministere des Affaires Etrangeres, Le Livre jaune francais (Париж, 1939), с. 48.
Позже упомянем еще несколько случаев, когда Потемкин помогал немцам обратить внимание на то, что Сталин заинтересован в новом разделе Польши. Но прежде нам нужно выяснить, почему слова заместителя наркома иностранных дел заслуживали оказанного им внимания. Начиная с 1937 г. появились слухи, что нарком иностранных дел Максим Литвинов скоро уйдет. На этот счет было много спекуляций и слухов. Например, даже в феврале и марте 1939 г. такие опытные дипломаты, как германский посол в Москве Фридрих Вернер фон дер Шуленбург и аналитик посольства США Чарльз Е. Болен, настаивали на том, что ветеран дипломатической службы Литвинов продолжает выполнять функции, согласно своему титулу главного дипломата Сталина. В феврале Шуленбург докладывал в Берлин, что не считает существенным сообщение о том, что Потемкин настаивает на уходе СССР от связей с Западом, включая действующий договор об обороне с Францией (1935 г.) и выход из Лиги Наций [336] .
336
«Aufzeichnung Schulenburg: Komintern, 18. Parteikongress der KPdSU, Stellung Litvinovs», Москва, 23 февраля 1939, PAAA, R104366, c. D500766. См. также: Charles E. Bohlen, Witness to History 1929–1969 (Лондон, 1963), с. 61.
Литвинов долго был рупором Сталина, провозглашавшим между 1935 и 1937 гг. (и даже позже, хоть менее часто) советские внешнеполитические мантры «коллективной безопасности» и «народного [объединенного] фронта». Эти лозунги наводили на мысль о заинтересованности Москвы в сотрудничестве с другими европейскими странами против агрессоров, названных Москвой: Германией, Италией и Японией. Но особенно после Мюнхена дипломаты начали улавливать серьезное изменение направления советских внешнеполитических интересов, включавшее отход от «коллективной безопасности», франко-советского договора 1935 г. и членства СССР в Лиге Наций. Дипломаты в Москве отмечали новые веяния в советской прессе, например, потемкинские заявления, процитированные Шуленбургом. Но дипломаты еще не могли подтвердить изменения, которые, как мы покажем далее, уже давно начали осуществляться.
Важно отметить: в преддверии нацистско-советских соглашений от 23 августа 1939 г. даже опытные аналитики кремлевской политики не были уверены во внешнеполитических намерениях Сталина и в том, кто действительно выражает позицию Советского Союза в этой области. Причина была в том, что Сталин хотел, чтобы это направление, то есть приближение к нацистско-советскому соглашению, оставалось непрямым. Гитлер, давно заинтересованный в близком союзе с Польшей, многие годы не проявлял особого
337
Безыменский Лев. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы. Новая и новейшая история, 1998, № 3, с. 7.
И Шуленбург, и Болен ошибались по поводу Литвинова в течение многих месяцев. В апреле 1937 г. ответственность за европейские дела была тихо отобрана у Литвинова и перешла к самому Сталину и к его ближайшему сотруднику, В.М. Молотову. Тогда же Потемкин был назначен заместителем наркома иностранных дел [338] . Явно будучи обязанным скрывать ограничение своих полномочий, Литвинов старался отрицать слухи, появившиеся тогда же, в апреле 1937 г., о предстоящем германо-советском сближении [339] .
338
З.С. Шейнис. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек (Москва, 1989), с. 350–351, 360. Шейнис также сообщает, что попытка Сталина задействовать специального советского торгового посредника, Д.Г. Канделаки, в 1935-м и в 1936-м, чтобы начать политические переговоры с Берлином, была предпринята под контролем Молотова, а не Литвинова (с. 361); см. также у Льва Безыменского: «Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы» / Новая и новейшая история, 1998, № 3, с. 6. См. также: Hugh D. Phillips. Between the Revolution and the West. A Political Biography of Maxim M. Litvinov (Болдер, 1992), с. 161. Подоплека: Sabine Dullin. Des Hommes d'influences. Les ambassadeurs de Staline en Europe 1930–1939 (Париж, 2001), с. 260–267.
339
Андрэ Франсуа-Понсе к Ивон Дельбо, Берлин, 21 апреля 1937, Documents diplomatiques franAais (далее DDF), 2eme ser., т. V (Париж, 1968), с. 514–517; Луи де Монико к Дельбо, Прага, без даты (получено 28 апреля 1937), ibid, с. 599.
Через год с небольшим Литвинов еще стремился сохранять видимость полной занятости. Например, в январе 1939 г. он дал понять, что не будет участвовать, как часто делал, в ежегодном заседании Лиги Наций [340] . Но только потому, говорил он, что на повестке дня Лиги не было ничего, что интересовало бы Советский Союз [341] . Объяснение Литвинова было явно смехотворным. Используя Литвинова в качестве рупора, Сталин всегда находил, что сказать о любых международных делах.
340
«Aufzeichnung» Schulenburg, Москва, 4 января 1939, PAAA, Botschaft Moskau, 560, p. 178464.
341
«Aufzeichnung» Schulenburg: «Komintern, 18. Partei-kongress der KPdSU, Stellung Litvinovs», Москва, 23 февраля 1939, PAAA, R104366, с. D500767.
Все это время, с апреля 1937 г. до официально объявленного снятия Литвинова с должности в начале мая 1939 г., он продолжал выполнять некоторые обязанности в своем наркомате, сочинять кое-какие дипломатические послания, даже в европейские представительства, и встречаться с кое-какими европейскими дипломатами — тем самым достойно играя роль подставного лица по требованию Сталина. Но с необъявленным отстранением Литвинова от «европейского отдела» Наркомата иностранных дел Потемкин неофициально занял его позицию представителя Сталина по европейской внешней политике. Входящие дипломатические сообщения, прежде поступавшие Литвинову, теперь направлялись Молотову и от него — Сталину [342] . Потемкин, хоть и без титула наркома по европейским делам, стал главным голосом Кремля и публицистом новой линии в этой области — по крайней мере, до официального увольнения Литвинова в начале мая 1939 г. Только тогда Молотов официально принял Наркомат иностранных дел. А до этого Сталин и Молотов лично занимались европейскими делами, но всегда за фасадом Наркомата иностранных дел, который представляли Литвинов и Потемкин. Слова Потемкина были словами Сталина. Его статьи, которые нарком иностранных дел Литвинов иногда обнаруживал уже после их публикации, представляли превалирующие внешнеполитические взгляды Кремля.
342
Шейнис З.С. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек (Москва, 1989), с. 350–351, 360; Philips. Litvinov, с. 161.
Вернемся к «Краткому курсу», где грядущая судьба Польши была предсказана в сентябре 1938 г. Этот текст, содержащий более 400 страниц, был важен не менее всего, выпущенного ранее издательским аппаратом Сталина. Кроме прочего, он известил о новой сталинской дипломатии — хотя и запутывая ее позиции типично непрозрачным советским новоязом. «Краткий курс» был составлен под непосредственным наблюдением Сталина. Он лично редактировал текст — хотя в последующие десятилетия не представлялся редактором. Он был также одним из его авторов [343] . Несмотря на очень сжатый язык и осторожно сформулированные неопределенности, «Краткий курс» был важнейшим партийным документом.
343
Маслов Н. Н. «Краткий курс истории ВКП (б)» — энциклопедия и идеология сталинизма и постсталинизма: 1938–1988 гг.
В кн.: Ю.Н. Афанасьев, ред., Советская историография («Россия XX век», кн. 2), с. 248–256; «И. В Сталин в работе над «Кратким курсом истории ВКП (б)»/Вопросы истории, 2002, № 11, с. 3~8. Германский посол Шуленбург узнал и сообщил в Берлин о роли Сталина среди составителей «Краткого курса» в 1938 г. См.: «Aufzeichnung» Schulenburg, Москва, 21 ноября 1938, РААА, R104366, с. D500746.