Союзники
Шрифт:
— Нельзя просто сканировать вашу нервную систему, перенести ее по точкам на образец и запустить в программу, — пояснял Маклорен, — так же как нельзя механически скопировать нужные нам участки памяти. Интеллект — вещь тонкая и сложная, его нельзя разложить на составляющие. И нам нужен или ваш разум целиком, или не нужен вообще. Неточное сканирование может дать нам какое-то подобие вашего мозга, но это будет копия мозга… безумца. Если я буду наблюдать за вами в течение всего процесса, внимательно следить за реакцией тела, за вашими ответами на разные вопросы, это станет существенным подспорьем при конструировании аппарата.
Ленг откинулся назад в неудобном кресле и постарался расслабиться. Апартаменты Маклорена располагали к этому: несмотря на строгость обстановки, в них было что-то домашнее — фотографии жены и детей на фоне парусной лодки, гитара,
— Я почти ничего не слышал о пересадке сознания, — сказал Лент, — насколько мне известно, таких операций было очень мало.
— Ненавижу это выражение — «пересадка сознания». — Маклорен нахмурился. — Так и хочется обречь человека, запустившего его в обиход, на вечные муки в аду — пусть ему там зачитывают писанину, сплошь состоящую из журналистских клише. Ваше сознание не просто некая «штуковина», которую можно вытащить, а потом воткнуть в машину, это непрерывный процесс, неразрывно связанный с жизнедеятельностью всего организма. Нам предстоит понаблюдать за работой вашего мозга с помощью приборов и получить систему уравнений — слишком многочисленных и сложных, чтобы мозг, состоящий из органических тканей, мог овладеть ими, а затем заложить эти уравнения в программу, которая запустит специальный компьютер. — Помолчав, он добавил: — Да, вы правы. Подобные эксперименты весьма редки и первоначально проводились исключительно в научных целях. В настоящее время на практике удобнее использовать роботов.
— Мне кажется, здесь могут возникнуть проблемы этического порядка. — Ленг отхлебнул кофе, теплый ароматный напиток действовал на него успокаивающе. — Следует ли нам относиться с жалостью к моему двойнику? Попасть в металлическую оболочку — уже не сладко, не говоря о той роли камикадзе, которую ему предстоит сыграть…
— Не волнуйтесь, — успокоил Маклорен. — Будут и приятные моменты. Люди, участвовавшие в опытах, описывали необыкновенное состояние, которое возникает при прямом подключении к датчикам приборов, с которых мы с вами можем только считывать показания, или при заимствовании интеллектуальной мощи у компьютера. Не стану отрицать, нам нелегко пойти на этот шаг. Действительно, ваше alter ego придется принести в жертву. Люди не раз жертвовали своей жизнью ради других. Но в случае успеха этой операции мы сохраним жизнь миллионам. — Он перевел дыхание. — Кроме того, для «эго» самоуничтожение произойдет безболезненно. Не забывайте, это все-таки копия, а не оригинал. Та же совокупность знаний, то же мышление, но при этом нечто, лишенное плоти, а главное — инстинкта самосохранения. Ваш двойник будет испытывать лишь одно чувство, если понятие «эмоции» вообще к нему применимо, — радость, что может послужить благому делу. Это можно утверждать на основе предыдущих опытов, иначе проект отвергли бы с ходу. Мы вынуждены оказывать давление на сознание индивидуума, ограничивая тем самым способность к самостоятельному мышлению. А в этом эксперименте решение должно быть принято мгновенно, а значит, самостоятельно и добровольно. Это одна из причин, по которой была выбрана ваша кандидатура. Вас отличает повышенное чувство долга.
— На этот раз придется выполнять весьма тягостный долг, — усмехнулся Лент.
Маклорен резко посмотрел на него, но постепенно взгляд его смягчился.
— Да, вам придется обезобразить те места, где вы так долго жили и работали, — согласился он.
— Да, я знаю. — Лент был немного возбужден. — Я почти не спал ночью. Лежал и думал обо всем этом.
— Я абсолютно уверен — пройдет несколько лет, и вы с коллегами сможете вернуться туда и возобновить работу. Флот не забывает тех, кто верно ему служил.
— Дело не в этом, — пробормотал Лент. — Исчезнет Земля Моцарта, не будет амадеев. Придется начинать все сначала и работать среди чужаков в незнакомой стране.
— Что? Амадеи?
— Это рабочее название было принято в нашей команде. — Ленг даже сам удивился, с каким оживлением он говорит о вещах, причинявших ему душевную боль. — Выражаясь научно, хрисодонты. Самое интересные животные на Кристине. Они и стали специализацией моей жены Тесс. Я наблюдал за ними, как только выдавалась возможность, а с некоторыми даже подружился.
— Подружились? — Маклорен удивленно поднял брови. — Но на третьей планете нет существ, близких к сапиенс. Или есть? — его голос стал суровым.
Флот всегда непримиримо относился к случаям геноцида.
— Нет, нет, — поспешно сказал Ленг. — Смешно, конечно, искать аналоги в истории геологических
— Однажды я просматривал доклад о природных условиях на Земле. А почему вы их так назвали?
— Амадеями? Они дивно поют. Это имя придумали мы — те, кто работал в поле. — Ленг одним глотком допил кофе и поставил чашку на стол. — Господи, как вспомню о них, слезы на глаза наворачиваются.
— Не исключено, что халиане давно перебили тех, кого вы знали.
— М-да-а-а… — Ленг отвел взгляд. — Может быть, копии моего разума и понравится это задание… — Внезапно ему вдруг захотелось обдумать этот вопрос. — Но зачем применять такое мощное оружие? Оно ведь уничтожит все на своем пути.
— Нам нужны гарантии, — объяснил Маклорен. — Никто прежде не делал ничего подобного, и, как сказала адмирал, второй попытки у нас не будет. Получив чрезвычайные полномочия, наши агенты собрали практически весь запас антигидрида антилития, которым располагал Альянс. Вы ведь знаете, обычно его используют в небольших дозах в качестве взрывателей там, где необходима сверхточность. Теперь для восполнения этих пяти тонн нужно десять лет.
— Литий?
— Гидрид. Твердый, довольно плотный, химически устойчивый, гораздо более удобный в обращении, чем антиводород или антигелий, и более эффективный для наших целей. Он хранится в вакуумной камере внутри метеорита и с помощью поля удерживается в подвешенном состоянии. От сотрясения генератор, создающий поле, выключится, произойдет выброс вещества в атмосферу, а затем на поверхность планеты. Преобразование массы в энергию будет стопроцентным. Но мы не беремся предсказывать, насколько быстро это случится и насколько эффективно для наших целей. Сгорая в атмосфере, осколки полетят в разные стороны от места взрыва. А мы должны быть абсолютно уверены, что удар сровняет с землей халианскую базу. Поэтому мы сбрасываем столько вещества, сколько смогли собрать, и нам нужен разумный пилот, который нанесет удар как можно ближе к объекту.
— Устроим грандиозный фейерверк! — рассмеялся Маклорен.
Возможно, это была его защитная реакция.
Нельзя сказать, что процесс сканирования превратился в ночной кошмар. Физическое неудобство было минимальным и в основном из-за длительной неподвижности. Ленг сидел в лабиринте пробирок, проводов, мониторов, измерителей. Маклорен и его ассистенты относились к нему с симпатией. Забытые эпизоды младенчества, детства, юности, сменяя друг друга, всплыли откуда-то из глубин памяти. Они проносились в сознании беспорядочно, смутно, как бывает в полудреме. Его захлестывали ни на что не направленные чувства: любовь, ненависть, страх, похоть, печаль, радость, какие-то примитивные эмоции, которым мозг и названия-то не мог дать. Они сливались в единое целое, которое затем взрывалось, рассыпаясь на миллионы вращающихся разноцветных кусочков. Время то сжималось до нуля, то растягивалось до бесконечности. Ленг ухватывал было смысл существования, а потом он снова ускользал от него. Позднее он не мог припомнить ни одного момента из долгих часов, проведенных в этом состоянии; в голове остались лишь обрывки снов. В конце концов ему сделали инъекцию, и он впал в беспамятство.
Проснулся Ленг в больничной палате. В местах уколов наложили повязки. Конечно, все заживет быстрее, чем волосы отрастут. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон.
Очнулся он нескоро. В палату, чуть не подпрыгивая, вошел Маклорен.
— Сработало! Сработало! — ликовал он. — Все прошло как по маслу. Программа уже введена, оружие запущено.
Мы так никогда и не узнаем, о чем думал псевдомозг, обреченный на гибель. Мы располагаем лишь последним коротким посланием и описанием того события, которое за ним последовало. Еще меньше мы знаем о чувствах этого столь разительно отличающегося от нас индивидуума. И тем не менее история, услышанная мною в ту ночь в Ванг Фанге, сильно заинтересовала меня. Впоследствии, если меня заносило в те миры, где компьютерная сеть была доступна, я выуживал все что мог из банков данных. И я уже знал кое-что о таких машинах, даже разговаривал с одной из них. Интересные истории — мое хобби.