Шрифт:
Часть I
Цель, которую человек преследует, всегда зыбка.
Девушка, мечтающая о замужестве, грезит о чем-то совершенно для нее неведомом.
Молодой человек, жаждущий славы, не знает, что такое слава. То, что дает смысл нашим поступкам, всегда нам неизвестно.
Милан Кундера, «Невыносимая легкость бытия»
1
Август 2019
На семьдесят седьмом году жизни отец Хейзел купил себе куклу. Пластиковую куклу в человеческий рост. Из тех, которые созданы для того, чтобы максимально
Вскрытый ящик лежал теперь посреди комнаты в окружении инструментов, настоящих и импровизированных. Среди прочего там была открывашка для консервных банок. Чтобы извлечь куклу в одиночку, потребовалось упорство. Повсюду валялись щепки. Как будто в ящике держали зверя, но тот вырвался и теперь рыщет по дому.
За спиной раздалось жужжание мотора отцовского электрокресла «Раскл», но Хейзел продолжала смотреть на коробку. Она могла бы поместиться туда полностью. И спать там. Сейчас Хейзел была по сути бездомной, поэтому рассматривала любой вариант для ночлега.
«Смогу ли я спать внутри этой штуковины или на ней?» – внезапно оказалось, что этот вопрос можно задать обо всем вокруг. Возможно, в этом ящике ее ждет лучший в жизни сон? Возможно, ей даже понравится спать в тесноте, особенно после того, как она много лет подряд стремилась отодвинуться подальше от человека в ее постели – Байрона. В ящике особо не поворочаешься. И не придется искать положение поудобнее, потому что не будет альтернатив. Может, она уляжется туда и просто вырубится? Подзарядится, как один из множества гаджетов, которыми владел Байрон.
«Владел» – слабо сказано. Он изобрел их. Байрон основал и построил собственную техноимперию. Его власть и богатство устрашающе простирались в бесконечность.
Сегодня утром она ушла от него навсегда, оставив все деньги и прошлую себя. Хейзел понимала, что ничем хорошим это не кончится.
Папа ведь разрешит пожить у него, правда? Просить убежища эгоистично – Байрон ни перед чем не остановится – но ей нравилось верить, что другого выхода нет. Брак с эксцентричным гением-мультимиллионером, как оказалось, предполагает изоляцию от общества.
Лучше не думать о том, что она подвергает жизнь отца опасности. Но о том, что она только что увидела в гостиной, думать тоже не хотелось. Ей вообще ни о чем не хотелось думать, поэтому она предпочла прикусить посильнее верхнюю губу и сосредоточиться на боли.
– Хейз! – в папином радостном реве не было ни тени смущения, – Как ты?! Я не слышал, как ты вошла.
– Я сама открыла.
Подходя к дому отца, Хейзел думала, что заявиться к нему с чемоданом – это наглость, но теперь, оглядев бардак, который устроила его новая гостья, немного успокоилась: она хотя бы не обременит его лишними вещами, пусть и поставит его жизнь под угрозу! По крайней мере она не притащила с собой здоровенный ящик!
Не поздоровавшись, Хейзел подошла к окну и выглянула наружу – убедиться, что не ошиблась.
– Я не увидела машину и решила, что тебя нет дома.
– А я ее продал, – гаркнул отец. – Мне на улицу теперь выходить особо незачем. У нас тут что-то типа медового месяца с Дианой.
– Ты продал машину, чтобы купить секс-куклу?!
Отец кашлянул, перебив тихое ворчание мотора. Такое покашливание, сколько Хейзел себя помнила, означало, что он недоволен. Она не так выразилась и кого-то оскорбила. К примеру, «Тихий уголок» – содружество пенсионеров, где жил ее папа, представляло собой трейлерный парк для людей старше пятидесяти пяти. Только вот слово «трейлер» было под запретом.
– Это не кукла, Хейзел. Это Диана, – поправил ее отец. – Будь добра уважать ее как личность. Ну же, повернись и поздоровайся. Не стесняйся.
Хейзел вздохнула и решила быть хорошей девочкой – она, в конце концов, собиралась спросить, можно ли к нему переехать, – но как только ей открылась вся полнота картины, она не смогла сдержать легкий вскрик. Диана «забралась» папе на колени. Под весом своего тела кукла накренилась к рулю электрокресла и застыла в такой позе, что папа мог бы прямо сейчас наслаждаться ей. Оба были в халатах. Она узнала выцветших флисовых бабочек на халате Дианы: раньше он принадлежал ее покойной матери.
Хейзел понимала, что папа вряд ли догадывается, в каком отчаянном положении оказалась дочь, внезапно решившая его навестить, но… Ей надоело притворяться, что вещи – живые. Байрон относился к своим девайсам, как к младшим женам.
– Прости, пап. Но я все-таки не стану поддерживать эту иллюзию.
Он усмехнулся, его красное тело затряслось. Отец был низкорослым и краснощеким, и из-за множества лопнувших капилляров его лицо под определенным освещением казалось слепленным из кусков свежего мяса. Он всю жизнь производил впечатление загибающегося от усталости человека, хотя сейчас, пересев в кресло после неудачной операции на колене, стал выглядеть чуть получше. Раньше случайные прохожие могли подойти к нему на улице и предложить глотнуть воды. «Вам, кажется, хочется пить», – говорили они ему, протягивая бутылку.
Его тело было покрыто облачно-белыми волосками, из-за чего он производил обманчивое впечатление нежного и ласкового человека. Хейзел вспомнился мексиканский кактус-старичок: вот метафора, вдохновленная самой природой! Кактус этот покрыт мягким белым пухом, под которым скрываются ряды острейших игл.
– Я говорил тебе, она у меня взрывоопасная.
Хейзел не сразу сообразила, что папа обращается не к ней, а к Диане. Она вздохнула – скорее оттого, что в ее положении осуждать других она не имела права. Заявляться к отцу в дом и подставлять его под удар было нечестно. Она даже подумать боялась, что устроит Байрон, когда она не вернется домой к утру. Хейзел засмотрелась на аляповатые сережки-клипсы, которые папа нацепил на Диану. Что там цитировал Байрон, когда чуть-чуть выпивал и начинал говорить фразами из самодеятельного спектакля по Платону? «Больше всего человек хочет вдохнуть жизнь в вещи, которые его окружают»?
– Господи, пап! – воскликнула Хейзел и сама себе удивилась. Поминать бога на эмоциях было не в ее стиле. Но если когда-нибудь и было подходящее время для религиозных словечек, то именно сейчас.
– Ладно, забей. Спасибо, что вы приютили меня. Так лучше?
– Ты еще молодая, – сказал отец. – Еще не поздно найти свое счастье.
– Мне лучше звать ее Дианой или мамой?
– Хейзел! Она не собирается заменять тебе мать. Веди себя прилично. Выпьешь с нами? Я не прочь отпраздновать.