Создатель звезд (другой перевод)
Шрифт:
Но хотя я полностью выбился из сил, заснуть мне не удавалось. Я не мог отделаться ни от моих спутников, ни от множества величественных миров.
Сонливость постепенно прогнало сделанное нами неожиданное открытие. До нас постепенно дошло, что настроение всех этих бесчисленных систем «утопических» миров было весьма далекими от праздничного. Мы всюду обнаружили глубокую убежденность в ничтожности и бессилии всех смертных существ, какого бы высокого уровня развития они не достигли. На одной из планет мы повстречали индивидуума, склонного выражаться поэтически. Когда мы поведали ему нашу концепцию космического идеала, он сказал: «Когда космос проснется, если он вообще когда-либо проснется, то обнаружит, что он – не какая-то там „возлюбленная“ своего создателя, а всего лишь маленькая щепка, дрейфующая в бескрайнем и бездонном океане бытия».
То, что поначалу показалось нам
Ощущение предопределенной незавершенности всех существ и их достижений придало Общегалактическому Содружеству Миров очарование и святость, какими обладает недолго живущий нежный цветок. Сейчас мы сами уже начинали привыкать к тому, чтобы воспринимать эту бескрайнюю «утопию», как прекрасную, но хрупкую вещь. Как раз в этот момент с нами и произошло знаменательное событие.
Мы решили устроить себе что-то вроде отдыха и «расслабиться» с помощью бесплотного полета в пространстве. Все члены нашей компании покинули изучаемые ими миры, собрались вместе и образовали единую подвижную точку обзора, после чего как одно существо мы скользили в пространстве и кружили среди звезд и облачностей. Затем, просто из прихоти, мы вышли в открытый космос. Мы увеличили скорость до такой степени, что звезды впереди нас стали фиолетовыми, а позади – красными. Потом звезды впереди и позади нас исчезли и наша скорость стала настолько бешеной, что мы не могли вообще ничего разглядеть. В абсолютной темноте мы угрюмо размышляли о происхождении и судьбе галактик, и об ужасном контрасте между космосом и нашими микроскопическими домами и жизнями, в которые мы так жаждали вернуться.
Потом мы остановились и обнаружили, что оказались в несколько неожиданном положении. Галактика, пределы которой мы покинули, действительно лежала далеко позади нас и казалась всего лишь большим облаком; но облако это совсем не было похоже на правильную спираль, как оно должно было быть. После некоторого замешательства мы поняли, что видим галактику в ранней стадии ее существования, по сути, в то время, когда она еще и не была галактикой. И облако это было не облаком звезд, а облаком сплошного света. В самом центре облака свет был наиболее ярким, хотя и не ослепительным. Чем дальше от центра, тем он становился слабее. Края облака незаметно сливались с черным небом. Впрочем, даже само небо было не похоже на себя. На нем не было видно ни единой звезды, зато оно было заполнено бледными облаками. Только что покинутое нами облако находилось к нам ближе всего, но в небе виднелись облака такого большого размера, каким кажется Орион в небе над нашей Землей. Небеса были настолько плотно «заселены», что тусклые края многих больших облаков сливались друг с другом, а многие облака были отделены друг от друга только узенькими проходами, в которых виднелись целые поля более далеких туманностей, причем многие из них находились настолько далеко, что казались просто пятнышками света.
Было ясно, что мы пропутешествовали во времени в обратном направлении до того момента, когда большие облачности находились по соседству
Мы наблюдали за этим зрелищем и поняли, что события разворачиваются с невероятной быстротой. Все облака съеживались, уходя в даль, прямо на наших глазах. Менялась и их форма. Эти расплывчатые сферы становились несколько более плоскими, а их очертания – более четкими. Уходя вдаль и, стало быть, уменьшаясь в размере, каждая туманность выглядела теперь как облачко в форме линзы с загнутыми со всех сторон краями. Прямо на наших глазах они настолько удалились, что нам стало трудно следить за происходящими в них переменами. Только наша «родная» туманность осталась рядом с нами, представляя собой овал шириной в пол неба. Вот на ней мы и сосредоточили наше внимание.
Теперь в ней можно было различить участки более сильного и более слабого света, слабое «кипение», подобное кипению пены на гребнях морских волн. Темные участки перемещались, словно облака между холмами. Теперь было ясно, что внутренние потоки облачности представляют собой единую схему. В сущности, этот огромный газообразный мир медленно вращался, как вращается торнадо. Вращаясь, туманность становилась все более плоской. Сейчас она смутно напоминала полосатый плоский камешек из тех, что мальчишки любят заставлять прыгать по поверхности воды, поднесенный слишком близко к глазам и из-за этого оказавшийся не в фокусе.
Потом мы, благодаря нашему новому волшебному зрению, заметили, что в туманности тот тут, то там, появляются микроскопические точки более интенсивного света, скапливаясь, в основном, на удаленных от центра участках.
Мы видели, как росло их количество и как пространство между ними становилось все темнее. Это рождались звезды.
Большое облако продолжало вращаться и сплющиваться. Вскоре оно превратилось в диск кружащихся звездных потоков и полосок разреженного газа, – разваливающихся остатков первоначальной туманности. Эти остатки продолжали жить своей наполовину самостоятельной жизнью, меняли свою форму, ползали и шевелили «щупальцами», словно живые твари, и явно угасали одновременно с угасанием облака, но уступали место новым поколениям звезд. К этому времени центр туманности ужался и приобрел более четкие очертания. Он представлял собой огромную, плотную, сияющую сферу. По всей площади диска то тут, то там сверкали сгустки света, – эмбрионы групп звезд. Вся туманность была усеяна этими напоминавшими шарики чертополоха воздушными, сверкающими, сказочными украшениями, каждое из которых готово было дать жизнь маленькой звездной вселенной.
Галактика, ибо теперь ее уже можно было так называть, продолжала вращаться с завораживающе постоянной скоростью. Спутанные кудри ее звездных потоков разметались по темному небу. Сейчас она напоминала огромное белое сомбреро, тулья которого представляла собой сияющую массу, а широкие поля – туманное пространство звезд. Впрочем, она напоминала и кардинальскую шапку, вращающуюся в пространстве. Два длинных спиральных звездных потока напоминали две длинных колышущихся кисточки. Края износившихся полей отломились и стали субгалактиками, вращающимися вокруг основной галактической системы. Вращалась не только тулья, вращалось все; и поскольку «шляпа» была наклонена к нам, то ее «поля» выглядели очень узким овалом, дальний край которого, находившийся за светящейся внутренней субстанцией туманности и звезд, и состоявший из несветящейся материи, представлял собой тонкую, темную, замысловатую линию.
Стараясь получше разглядеть структуру этого сверкающего и переливающегося чуда – самого большого объекта в космосе, – мы обнаружили, что наше новое зрение, хоть и охватывает всю эту галактику и другие, но каждую отдельную звезду воспринимает как маленький диск, столь же далекий от своего ближайшего соседа, как бутылочная пробка, колышущаяся на поверхности Северного Ледовитого Океана, далека от такой же пробки, плавающей у побережья Антарктиды. Таким образом, несмотря на сказочную сияющую красоту общих очертаний галактики, мы воспринимали ее и как пустоту, очень скупо украшенную блестками.
Присмотревшись к звездам повнимательнее, мы увидели, что они перемещаются группами, подобно косякам рыбы, и пути этих потоков иногда пересекаются. Звезды разных потоков, пути которых пересеклись, притягивали друг друга и, по очереди подвергаясь воздействию своих соседок, описывали широкие дуги. Таким образом, несмотря на удаленность звезд друг от друга, они до смешного напоминали маленькие живые существа, издалека присматривающиеся друг к другу. Полетав вокруг друг друга, они удалялись, либо, что было реже, соединялись, образовав двойную звезду.