Создатели
Шрифт:
— И что происходит потом?
Михаил хмыкнул:
— Да ничего особенного. Фантазия спящего заканчивается, потому что во сне он неспособен изменить твой мир. Сны слабы. Сильнее огоньков, конечно, но все равно слабы. Зато инертны. Им невозможно навредить, пока спящие просто спят. Поэтому этот парень просто досматривал свой сон, находясь в твоем мире. Его мозг не создавал образы сна, а просто получил их из чужого творения.
Лекс качнул головой.
— Недавно я убедился, что это не так. Повредить снам можно.
— Да, да, я
— Не думаю, что он определил меня, — уверенно произнес Лекс.
— Тогда хорошо, — легко согласился Михаил. — Тогда просто будь осторожен, и вы никогда не встретитесь.
— Не думаю, что могу ему это позволить, — качнул головой мальчик. Он спрыгнул с платформы и зашагал вокруг нее, топая по воде так, чтобы расходящиеся круги создали сложный узор на неподвижной глади.
Как ни странно, Михаил не стал смеяться.
— Ты погибнешь, — предупредил он. — Если повезет, быстро и безболезненно. Только и всего. Рыцари тут не в ходу. Здесь убивают на каждом шагу, так в чем же разница?
— Ты же сам понимаешь в чем. — Лекс закончил один круг и тут же начал следующий. — Мы и так практически мертвы. Можно считать. А он убивает живых. Исподтишка. Они же даже не понимают ничего, просто умирают во снах.
— Может, он и не убивает? — Михаил пытался возразить, больше из-за того, что уже понимал, в какую ловушку только что попал. — Может, лишь подбирает объедки. Сны умирающих?
— Тогда тем более. Никто не любит падальщиков. Я точно не люблю.
— Ты погибнешь, — повторил Михаил. — Здесь каждый защищает себя. Сам. Мы здесь все бесстрашные, потому что иного просто не дано. Но мы защищаем себя, а не других. А ты ничего не можешь противопоставить Душителю. Если то, что здесь творилось, правда… если он чуть было не порушил твой собственный мир, даже не зная о твоем существовании, то у тебя нет ни единого шанса.
— Верно! — Лекс остановился и кивнул, хотя во всем сказанном явно услышал что-то свое. — Пусть защищают себя сами. Я лишь дам им эту возможность.
Теперь он создавал грезы. Множество грез.
Первый вопрос, который возник у Лекса, когда он приступил в работе: какие именно сны приходят к людям чаще всего? И, что важнее, какие именно сны из тех, что видятся людям ночью, могут ему подойти?
Он понимал, что не все. И это никак не зависело от того, какими эти люди, спящие и видящие сны, были в реальной
Были они смелыми и отважными или тихими и забитыми. Мужчинами или женщинами. Взрослыми или совсем детьми. Успешными они были или нет. Здоровыми или безнадежно больными. Неважно было, в какой стране они жили, сколько получали и знали ли вообще, что такое деньги.
Неважно, как они выглядели в реальной жизни. Лексу было важно, какими они были во сне.
Ему нужны были смелые сны. Сны-бойцы и сны-воины. Сны, в которых люди штурмуют крепости (подходит), защищают семью от диких зверей (тоже подходит), охотятся на хищников с пикой (подходит), хотя он не верил, что такие сны посещают многих людей. Веков десять назад — возможно да, но не сейчас.
Лексу нужны были те, кто управляет стихиями. Те, кто творит во снах колдовство. И те, для кого посох не просто палка, но оружие, наполненное энергией.
И все эти сны ему нужно было собрать, поймать, привлечь на свою сторону, обратить в свою веру. Но прежде всего — найти.
Ему нужна была армия спящих. Мощная, сплоченная, бесстрашная. Пусть сны эти скоротечны, но подпитывающие их живые, спящие, в сражениях будут значить много больше, чем создаваемые марионетки. Ведь никто здесь не умеет вкладывать в них души.
Так что теперь Лекс создавал грезы. Бесчисленное число грез.
Но в реальной жизни — воинов очень мало. И в реальной жизни как раз воинам, Лекс был уверен, редко снится война. Ему пришлось использовать нечто другое — что-то, что может присниться хотя бы некоторым из миллиардов. Много не надо, хотя бы небольшой части, которую он сможет выловить.
Фильмы. Гангстерские боевики, полицейские истории, фильмы про все войны, которые только вели цивилизации. Про катастрофы. Про болезни. Про борьбу в любых ее проявлениях.
Лекс просто предположил, что кто-то достаточно впечатлительный запоминает наиболее яркие сцены из этих фильмов, и мозг таких людей прокручивает их заново во сне, повторяет, пытается то ли за счет этого освободиться от навязчивых картинок, то ли наоборот — разобраться, что же такое увидел в них хозяин изначально.
Но попасть было сложно, поэтому Лекс создавал очень много грез. Благо, ему для этого не нужны были детали — скорее общие ощущения, которые только и управляют сном, позволяя деталям прицепляться к ним как угодно.
Первый уровень должен был быть прост. Из первого уровня ловушки потоком сна надо было вынести дальше, в более детально проработанный мир, потом еще дальше. Направить сон туда, где Лекс мог его встретить и призвать в свою армию.
Так что первый уровень был размыт до ощущений, до коротких характерных черт, мазков, карандашных набросков, нескольких ярких пятен краски, предназначенных подчеркнуть картину.
Просто сеть, чтобы собрать улов. Рваная сеть — это Лекс понимал. Слишком крупноячеистая, упускающая почти всю рыбу. Но мальчик надеялся, что все-таки не совсем всю.