Сожженные мосты часть 6

Афанасьев Александр

– Там три пулемета. Один – четырнадцать и пять – совмещенный со стволом, и спарка ДШК – в бронированной поворотной башенке. Если эта штука не за нас и пройдет в город – она наделает таких дел…

– А почему теперь такие не делают?

– Почему, делают. Сейчас есть саперная самоходка, там такие же снаряды, их побольше – вот только башни поворотной у нее нет. А в городе – это не факт что хорошо, конечно бронирование усилили, на самоходках этих считай сплошной бронекорпус – но вот повернуть башню так быстро, как делает это танк, они не могут. Город – это ближний бой, тут именно танки нужны. А они разве что в запасных остались. Они поворачивают….

– Так точно, идут к центру города.

Внизу колонна продиралась через наспех сложенные баррикады, саперный танк, опустив бульдозерный нож с упорством носорога пер

вперед, расталкивая в стороны сгрудившиеся на улице машины.

– Господин полковник, может, попытаемся их остановить?

– Нельзя.

– Павел, поступил приказ смещаться южнее и выходить на исходные, предупредил Близнюк – там внизу будет группа.

Самолет ощутимо пошел вниз, чувство, как спускаешься на лифте. Изображение улучшалось, они неслись над городскими кварталами.

– Гром-два, это Главный, в районе поиска присутствуют зенитные установки. Гром-три попал под огонь и получил повреждения.

– Вас понял.

Лейтенант летал на Громовержцах больше двух лет – но впервые у него было настоящее дело. Нет, дела были, Громовержцы были самыми востребованными самолетами в "мирное" время в авиации, за два года он совершил примерно пятьдесят учебных и сорок один боевой вылет на охоту за террористами, из них двадцать девять результативных. Но впервые за все время боевой работы им реально грозила опасность.

– Господин полковник, а из чего соседей могли достать?

– Ты что, дрых на инструктаже? Здесь есть пушки калибра восемьдесят восемь и сто семь миллиметров, зенитные, с радарным наведением. Из сороковых – но все переделаны на барабанное питание и на колесном ходу. Если реактивный самолет они не достанут, то нас только так, а сто миллиметров – это прощай Родина, с гарантией. Так что секи как следует, проспишь – три с половиной километра падать.

– Есть…

Вспотели руки – Андрияш по совету Бульбы сшил себе перчатки из тонкой кожи, чтобы чувствовать пальцами то, чего ты касаешься – и в то же время, чтобы руки не потели. Вообще то не он сшил, а его… дама сердца… пока. И хотя вместо штурвала перед ним был всего лишь джойстик, клавиатура и панель с кнопками – он все равно чувствовал себя летчиком и перчатки оказались сейчас как раз кстати, чтобы скрыть мгновенно и обильно проступивший пот.

Полковник незаметно глянул на своего молодого напарника, которого он учил, чтобы передать ему потом самолет, и чтобы он потом так же научил какого-нибудь желторотого птенца сеять огонь и смерть с неба. В тусклом зеленом свете отсека управления лейтенант напоминал вампира, по щеке его текла капля пота, но он не отвлекался от управления огнем, чтобы не проворонить цель. Страшно, до дрожи страшно – но вида не показывает, молодец. Полковник вспомнил, как он сам первый раз поднялся на борт Громовержца, и как ему было страшно. Это была еще пятая модель, в экипаж которой входили целых десять человек, потому что оружие тогда перезаряжали обоймами. В первом учебном полете, когда самолет валился на борт, а командир огневой группы орал на всех последними словами – он набил себе шишек, ударившись обо все, обо что только можно было удариться. У группы наведения, в которую тогда входило четыре человека, был свой закуток, но там все стенки специально были обиты мягким материалом, и падать было не больно. А в бывшем десантном отсеке, переделанном теперь в одну большую орудийную башню, горел жуткий, красный свет, выступающие казенные части пушек, эжекторы, вентиляция, отводящая пороховые газы, холодина и рев четырех турбовентиляторных двигателей – наушники они не одевали, чтобы слышать команды. Его делом было следить, чтобы у "пятьдесят седьмой" – все новое это хорошо забытое старое – всегда было что-то в обойме, потому что тогда она заряжалась обоймами по пять. Он был просто казак, который никогда не летал на самолетах, он занимался охраной аэродрома, где базировались "птички" – потому что, не имея возможности ответить им в воздухе, многие не прочь были бы рассчитаться и с ними и с экипажами на земле. И вот получилось так, что в одном экипаже был некомплект заряжающего, а заряжающему особо ничего знать и не надо, знай себе заряжай. К нему дураку летуны и подошли… что ты в БАО* корячишься, иди к нам, у нас двойной оклад летный, надбавка за опасные условия работы, выслуга год за полтора даже в относительно мирное время, а когда у всех год за два идет – у нас считают год за

три. И в летной столовой харчиться будешь, а тогда кормили не особо сытно на территориях, как следует мелиорацию еще не сделали, это сейчас сады кругом – а про летную столовую со сгущенным молоком и шоколадом на столах, и про литр молока** в день – все БАО слыхало и слюни пускало. Не в последнюю очередь он согласился из-за молока, по которому сильно скучал. Обоймы к пятьдесят седьмому лежали в специальных держателях, он схватил обойму, повернулся –и в этот момент самолет бросило вниз воздушным потоком и он вмазался всем телом в казенник зенитки, руки были заняты и он раскровенил себе все лицо. Тогда он начал сомневаться, что поступил правильно. А потом, на втором их боевом вылете – системы наведения тогда были хреновые, только радар, наподобие морского или артиллерийского – он уже пожалел. Они летали над горами днем как психи, потому что надежных приборов ночного видения не было, и так получилось, что они пропустили зенитку, и она врезала по ним со скального балкона. Он сначала зарядил пушку – и только потом увидел совсем рядом со своей ногой рваную дыру в фюзеляже размером с кулак. Но рефлексировать было некогда – и он повернулся за новой обоймой, обеспечил работу орудия. Хреново стало потом…

А сейчас… они сидят вдвоем на посту наведения настоящего воздушного крейсера, если и не линкора, то крейсера точно, и его напарник боится – но вида не показывает. Молодец – значит, толк будет. На борту Громовержца – не лучшее место для рефлексий.

Тряхнуло – на сей раз ощутимо тряхнуло, и ровная песня двигателей на мгновение прервалась – но потом они взвыли с новой силой, самолет заложил резкий маневр, отваливая влево.

– Что за черт?

– Что-то взорвалось. Запускай самоконтроль.

– Есть.

– Василий, что там у нас?

– Замаскированная зенитка, вы что там, заснули?!

– Уймись, работаем…

– Борт ноль-семьдесят один, все системы стабильны… – доложил речевой информатор приятным женским голосом

Самолет отклонился еще влево, заходя на круг. Если по нему промахнулись – то второго шанса он уже не давал.

– Это же жилой дом… – сказал Андрияш, глядя на данные системы, которые она выдала на экран

– Давай, и не подходи близко, можешь получить еще

– Понял, дальность пять сто, наведение… огонь!

С правого крыла сорвалась огненная стрела, ушла к земле полыхающей кометой и разорвалась там. Здание пошатнулось и… начало оседать.

Самолет снова уходил в сторону, не приближаясь к опасному месту, которое только что рухнуло, не выдержав попадания ракеты "Вихрь" с термобарической головной частью. Эти ракеты создавались для поражения бронеобъектов с расстояния восемь-десять километров, за пределами дальности основных зенитных средств, применяемых в боевых порядках стандартной бронебригады. Если на ракету установить термобарическую головную часть – одной хватит, чтобы разрушить немалых размеров дом, как это и произошло сейчас. На том месте, где он только что стоял, теперь было лишь немалых размеров облако.

– Как они это сделали?

– Очень просто. Я же говорил – поставили радар и датчики, скорее всего это ловушка – зенитка, активизирующаяся и наводящаяся автоматически. Хорошо, что у них нет противовертолетных мин***, иначе бы кровью умылись.

– Господин полковник, смотрите!

Бульба посмотрел – почти там же, где они только что грохнули зенитку, шел интенсивный бой, причем невозможно было разобрать, кто где находится. Но самое главное – рядом со зданием, в огороженном с двух сторон дворике мигал вспышками маяк.

– Попробуй связаться, кто под нами?

– Невозможно. Сильные помехи…

Это еще что.

– Господин подполковник, бронеколонна идет сюда, возможно это та группа, которую выслали проверить бронеколонну.

На автостраде видимо поняли, что над ними Громовержец, включилось сразу несколько фонариков, чтобы указать передний край обороны.

– Господин полковник…

– Оставить. Я сам.

Не может быть, чтобы персы не знали, что цели обозначаются маячками, мы же их и учили. Могли и специально подкинуть… но тогда почему вторая группа не пытается обозначить себя? В конце концов – надо принимать решение, и лучше принять ему лично. Он уже отслужил, а Андрияшу… служить и служить еще, если сейчас ошибку допустить, потом себе никогда не простит уже.