Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории
Шрифт:
Если сказанное мной выше верно, эти тезисы слишком сильны. Во-первых, данный метод не объясняет внутреннюю природу переживания цвета, о чем свидетельствует возможность сохраняющей структуру инверсии спектра. В лучшем случае, он объясняет структуру отношений между переживаниями такого рода или между частями сложного переживания; так что для полного объяснения сознания требуется нечто большее. Во-вторых — и это еще более важно — никакое объяснение структуры осведомленности не объясняет, почему она вообще сопровождается опытом, именно потому, что оно не может объяснить, почему принцип структурной когерентности вообще работает. Приняв этот принцип как фоновое допущение, мы уже вышли за пределы редуктивного объяснения: данный принцип просто допускает существование сознания и никак не объясняет его. Это разновидность нередуктивного объяснения — мы исходим из существования сознания и пытаемся объяснить какие-то из его свойств.
Внутри этих границ принцип структурной когерентности предоставляет нам исключительно полезное объяснительное отношение между физическим и феноменальным. Если мы хотим объяснить какую-то структуру, явленную нам в области феноменального, скажем, переживаемые нами
При такой трактовке принцип структурной когерентности может служить основой проекта, называемого Криком и Кохом [152] «естественной историей квалиа». Даже если нейронаука не может объяснить существование опыта, она может объяснить очень многие факты о нем. Нейронаука может косвенным образом объяснять отношения сходства и различия между опытными переживаниями; геометрию опытных пространств, таких как пространство вкуса и цвета; детальную структуру опытных полей, таких как визуальное поле; восприятие локализации переживаний внутри подобных полей; интенсивность переживаний; длительность переживаний; ассоциации переживаний и многое другое. Как говорят Крик и Кох, нейронаука может объяснить все те характеристики переживаний, которые могут быть объективно передаваемы в процессе коммуникации. Сама сообщаемость этих характеристик означает, что они отражаются в физических характеристиках данной системы, а также и осведомленности. Структурная когерентность сознания и осведомленности — неявный или явный фундамент, на котором базируются подобные объяснения. (Особое значение он обретает в психофизике — я обсуждаю этот вопрос в примечании [153] .)
152
В частном общении и в готовящихся к публикации работах.
153
Упомянутые мной принципы иногда четко обозначались в качестве одного из методологических компонентов эмпирического исследования ментального. Не удивительно, что чаще всего это случалось в той области мейнстримной психологии, которая более всего затрагивает сознательный опыт, а именно в психофизике. Ее задачу нередко видели в соотнесении свойств наших ощущений со свойствами связанных с ними физических стимулов. Типичными достижениями здесь являются закон Вебера — Фехнера и закон Стивенса (Stevens 1975), которые дают две формулы соотношения интенсивности стимула и интенсивности соответствующего ощущения. Хотя иногда утверждается, что в психофизике подлежат объяснению прежде всего данные от третьего лица, такие как субъективные отчеты, кажется очевидным, что к числу главных феноменов, которые пытается объяснить психофизика, относятся характеристики опыта от первого лица, вроде переживаний определенных оптических иллюзий.
Хорст (Horst 1995) убедительно показывает, что исходными данными в этой области нередко оказываются переживания от первого лица различных феноменов, таких как иллюзии. К примеру, на конференциях исследователи придают особое значение возможности самостоятельно «увидеть» различные эффекты. Можно было бы также попробовать показать, что попытки выяснить, какой из подходов к измерению ощущения — Фехнера или Стивенса (см. Stevens 1975) — верен, имеют смысл лишь при допущении, что они стремятся измерить что-то одно, феноменальный опыт; в ином случае мы просто имеем неконфликтующие измерения разных функциональных феноменов).
В психофизике время от времени возникали дискуссии на тему того, каким образом эмпирические наблюдения могут содействовать объяснению субъективных ощущений. Некоторые исследователи пришли к формализации четких принципов, на которых основана подобная работа — известных под разными именами, как «психофизические связующие гипотезы» (Brindley 1960) или «общие связующие пропозиции» (Teller 1984). Хороший пример — «аксиомы психофизической корреляции», сформулированные Мюллером (M"uller 1896; цитируется в (Boring 1942, с. 89)):
(1) основанием любого состояния сознания является материальный процесс, так называемый психофизический процесс, протекание которого связано с присутствием сознательного состояния;
(2) равенству, сходству или различию в устроении ощущений… соответствует равенство, сходство и различие в устроении психофизического процесса, и наоборот. Более того, большему или меньшему сходству ощущений также соответствует большее или меньшее сходство психофизического процесса, и наоборот;
(3) если изменения ощущения имеют одну и ту же направленность, или если различия, существующие между рядами ощущений, имеют сходную направленность, то изменения психофизического процесса, или различия данного психофизического процесса, имеют сходную направленность. Более того, если ощущение может изменяться в п направлениях, то фундирующий его психофизический процесс тоже должен быть изменчив в п направлениях, и наоборот.
Ясно, что эти принципы близки принципу структурной когерентности. Сделав поправку на определенные различия в языке, мы можем увидеть, что все утверждения в духе тех, что были приведены выше, являются прямыми следствиями принципа когерентности; и в их совокупности они приближаются к его потенциалу. Так что мы опять-таки можем убедиться в том, что принцип структурной когерентности и его вариации играют ключевую роль в использовании эмпирических исследований для создания объяснительных концепций различных характеристик опыта.
Не удивительно, что в психофизике обсуждался статус подобных принципов и это обсуждение было параллельно аналогичным дебатам в философии сознания (см., напр., Brindley 1960; Marks 1978; D. Teller 1984, 1990). Некоторые рассматривали их как эмпирические гипотезы, но они, похоже, не извлечены из эмпирических тестов и не фальсифицируются ими, по крайней мере если говорить о той разновидности последних, где речь идет о позиции третьего лица. Другие, особенно операционалистского склада, считали их дефиниторными допущениями; это соответствует редуктивной функционалистской
В целом «философские» проблемы, связанные с соотношением физических процессов и опыта, составляют непосредственный фон многих теоретических дискуссий в психофизике. Насколько мне известно, это еще не стало предметом подробного обсуждения в философской литературе (хотя см. (Savage 1970) для философской критики методологии измерения ощущений). И похоже, эта тема заслуживает детального исследования.
Используя эти методы, мы могли бы даже до какой-то степени понять, каково это — быть летучей мышью! Функциональная организация позволяет нам узнать многое о том, к какого рода информации имеет доступ летучая мышь — какие различения она может осуществлять, как она категоризирует вещи, какие свойства определяют ее перцептивное поле и т. д. — а также о том, каким образом она использует эту информацию. В конечном счете мы должны оказаться в состоянии нарисовать детальную картину структуры осведомленности, присущей когнитивной системе летучей мыши. Используя принцип структурной когерентности, мы затем сможем составить хорошее представление о структуре ее переживаний. Мы не будем знать всего относительно того, каково это — быть летучей мышью, — к примеру, у нас будет отсутствовать ясное представление о внутренней природе этих переживаний — но мы будем знать не так уж и мало. Интересная статья Экинса (Akins 1993) о ментальной жизни летучих мышей может рассматриваться в качестве вклада в реализацию этого проекта.
Книга Чейни и Сейфарта (Cheney and Seyfarth 1990) «Как обезьяны видят мир» тоже является ответом на вопрос, сходный с вопросом о летучих мышах, перенося нас в ментальную жизнь другого биологического вида. На деле на протяжении всей этой книги в качестве фонового допущения используется принцип структурной когерентности.
Здесь объясняются определенные функциональные процессы и вытекающая из них структура осведомленности — а затем нас приглашают сделать выводы о соответствующей структуре опыта. Разумеется, по понятным причинам это не позволяет устранить подлинную причину нагелевской обеспокоенности, но тем не менее нельзя не признать ее поразительным достижением. Нет нужды вспоминать о предельной таинственности сознания всякий раз, когда мы хотим объяснить конкретную феноменальную область.
Эмпирические исследователи в нейронауке, психологии, этологии и родственных им областях подчас склонны высказывать утверждения о наличии в системе сознательного опыта. Хотя сознание чаще всего оставляется в этих областях где-то на обочине, имеется немало работ, в которых на основе эмпирических результатов делаются выводы о сознательном опыте. Как это возможно, учитывая трудности прямого наблюдения опыта? Если наблюдать можно лишь физические процессы, что вообще можно рассматривать в качестве оправдания для хоть каких-то выводов о нем?
Ответ должен состоять в том, что всякий раз, когда на основании эмпирических результатов делаются выводы об опыте, они делаются благодаря соединительному принципу, связующему физические процессы с опытом. Соединительный принцип будет давать критерий присутствия сознания в системе, критерий, применимый на физическом уровне. Такой принцип будет действовать подобно эпистеминескому рычагу, позволяющему переходить от знания о физических процессах к знанию об опыте. Сам этот эпистемический рычаг не может стать предметом экспериментальной проверки, по крайней мере с позиции третьего лица; скорее он работает в качестве своего рода априорного фонового допущения. Эти допущения не всегда эксплицируются, но только благодаря им такого рода исследования могут хоть как-то выходить к сознательному опыту.
Соединительные принципы настолько важны здесь, что стоит порассуждать о них поподробнее. В определенном смысле всякий, кто использует какой-то из подобных принципов — то есть всякий, кто заключает об опыте, отталкиваясь от внешних наблюдений — «философствует», так как соединительные принципы сами по себе не являются экспериментальными выводами. Такие принципы должны опираться на выкладки с позиции первого лица и на общие принципы правдоподобия. На деле они предшествуют любым экспериментальным результатам, так как они сами и говорят нам о том, как интерпретировать те результаты. Разумеется, в любом экспериментальном начинании задействованы априорные допущения, но здесь они играют необычайно значимую роль. Важно поэтому приложить все усилия для обоснования этих допущений путем тщательного анализа. Мой проект в этой главе можно трактовать в том числе и в таком ключе.
Соединительный принцип, который был рекомендован мной, говорит о когерентности сознания и осведомленности: если некая система осведомлена о какой-то информации, в том смысле, что данная информация непосредственно доступна для глобального контроля, то эта информация осознается. Подозреваю, что если кто-то провел бы кропотливое исследование соединительных принципов, используемых эмпирическими учеными и теми, кто интерпретирует результаты эмпирических изысканий, то он увидел бы, что почти все подобные принципы оказались бы совместимыми с этим принципом, а на деле и производными от него. Самый обычный соединительный принцип, разумеется, связан с использованием способности давать отчет в качестве критерия наличия опыта: по крайней мере, если речь идет о системах, которые пользуются речью, принято считать, что информация осознана тогда, когда о ней можно отчитаться. Способность давать отчет есть разновидность осведомленности — если об информации можно отчитаться, она всегда доступна для контроля — так что этот критерий очевидно гармонирует с принципом когерентности, хотя он и более ограничен, если говорить об области его возможного применения.
Иногда используются и другие критерии; порой исследователи желают высказаться о переживаниях животных, которые не пользуются речью, или людей, механизмы отчета у которых не функционируют надлежащим образом. В таких случаях лучшим признаком опыта обычно считается заметное воздействие какой-то информации на контроль за поведением. К примеру, Логотетис и Шолл (Logothetis and Schall 1998) пишут, что в своем исследовании они изолировали «нейрональные корреляты субъективного визуального восприятия» у обезьян. При этом допускается, что у обезьяны есть перцептивный опыт движущегося объекта в ее окружении, когда она может предсказуемо двигать глазами или нажимать на рычаг в ответ на это движение. Это тоже прекрасно сочетается с критерием осведомленности, или прямой доступности для глобального контроля.