Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории

Чалмерс Дэвид

Во-вторых, даже если бы оказалось, что можно как-нибудь легко перебросить исходящие соединения, отметим, что при этом сохранятся только поведенческие диспозиции, а не функциональная организация. Как это могло бы переживаться? Думаю, что в данном случае я заметил бы переключение и попытался действовать в соответствии с ним, но ощущал бы себя так, как если бы какой-то кукловод воспрепятствовал осуществлению моих замыслов. В отличие от разбиравшегося ранее случая, здесь имелось бы место для возникновения таких дополнительных убеждений и других когнитивных состояний; они подкреплялись бы различными состояниями центральной зоны. И, быть может, при появлении обратной связи и индикации данными на входе в центральные участки того, что моторные движения совершенно не совпадали с планируемыми, состояние центральной зоны, как можно вообразить, подверглось бы серьезному возмущению. На деле это возвращает

нас к первому возражению, так как казалось бы почти невозможным систематически компенсировать эти эффекты обратной связи. Так или иначе, но существенное различие в функциональной организации говорит об отсутствии аналогии этих случаев.

6. Нередуктивный функционализм

Подводим итоги: мы установили, что если отсутствующие квалиа возможны, то блекнущие квалиа тоже возможны; если инвертированные квалиа возможны, то скачущие квалиа возможны; и если отсутствующие квалиа возможны, то скачущие квалиа возможны. Но возможность блекнущих квалиа маловероятна, а скачущих квалиа — крайне маловероятна. Поэтому крайне маловероятна возможность отсутствующих и инвертированных квалиа. Из этого следует, что у нас есть серьезное основание считать истинным принцип организационной инвариантности, равно как и то, что функциональная организация полностью определяет сознательный опыт.

Следует отметить, что эти аргументы не устанавливают функционализм в самом сильном его смысле, так как в лучшем случае они показывают эмпирическую (или естественную) невозможность отсутствующих и инвертированных квалиа. Эти доводы нельзя расширить до аргументов в пользу логической невозможности отсутствующих и инвертированных квалиа — чего могли бы желать некоторые функционалисты — по двум причинам. Во-первых, как блекнущие, так и скачущие квалиа, несмотря на неправдоподобность, кажутся непротиворечивыми гипотезами. Кто-то мог бы оспорить логическую возможность этих гипотез, утверждая, к примеру, что возможность заметить отличия между квалиа является чем-то конститутивным для последних. Эта концептуальная интуиция спорна, но в любом случае есть и вторая причина, по которой эти аргументы не могут установить логическую детерминацию опыта функциональной организацией.

Чтобы увидеть эту вторую причину, заметим, что данные аргументы используют в качестве эмпирической посылки ряд фактов о распределении функциональной организации в физических системах: о том, что я обладаю сознательными переживаниями определенного рода или что ими обладают такие-то биологические системы. Если бы мы установили логическую невозможность блекнущих и скачущих квалиа, то это могло бы устанавливать логическую необходимость следующего кондиционала: если система с высокодетализированной функциональной организацией F имеет сознательный опыт определенного вида, то любая система с организацией F имеет такие же опытные переживания. Но мы не можем установить логическую необходимость заключения этого кондиционала без установления логической необходимости его посылки, а эта посылка сама по себе эмпирична. Для установления логической детерминации опыта функциональной организацией мы должны были бы вначале убедиться в логической супервентности опыта на физическом, что, как я доказывал, невозможно. Даже если бы мы могли установить логическую супервентность на физическом, это скорее всего было бы сделано путем функциональной дефиниции, но при наличии такой дефиниции можно было бы заключить к логической невозможности отсутствующих и инвертированных квалиа без необходимости прибегать для этого к каким-то причудливым аргументам. Так что аргументы от блекнущих и скачущих квалиа в любом случае малополезны для доказательства логической или метафизической невозможности отсутствующих или инвертированных квалиа.

Данные аргументы поэтому не могут устанавливать сильную разновидность функционализма, где функциональная организация оказывается конститутивной для сознательного опыта; но они приносят успех попыткам утвердить более слабую его форму, которую я назвал нередуктивным функционализмом, согласно которому функциональная организация с естественной необходимостью оказывается достаточной для сознательного опыта. В соответствии с этим воззрением, сознательный опыт детерминируется функциональной организацией, но не обязан сводиться к ней.

В любом случае, вывод все еще силен. Принцип инвариантности говорит нам, что сознательными, в общем, могут быть когнитивные системы, реализованные на самых разных носителях. В частности, этот вывод оказывает серьезную поддержку амбициям исследователей в области искусственного интеллекта, о чем мы еще поговорим в главе 9. Если нередуктивный функционализм верен, то нередуцируемость сознания не является помехой для создания сознательного вычислительного устройства.

Важнее всего то, что мы продвинулись в деле ограничения принципов, благодаря которым сознание оказывается чем-то естественно супервентным на физическом. Мы сузили круг релевантных

свойств в супервентностной базе до организационных свойств. В определенном смысле мы можем сказать, что сознание супервентно не только на физическом, но и на организационном. Тут нужно тщательно подбирать слова, так как всякая система реализует множество видов функциональной организации, но мы можем утверждать следующее: для всякой физической системы, порождающей сознательный опыт, существует такая функциональная организация F, реализованная этой системой, что естественно необходимым является то, что любая система, реализующая F, будет иметь идентичные сознательные переживания. Для отыскания надлежащей F мы должны углубиться в детали настолько, чтобы зафиксировать такие когнитивные состояния, как суждения. Это, в свою очередь, может быть достигнуто требованием детализации F, достаточной для фиксации механизмов, ответственных за продуцирование поведения, и фиксации поведенческих диспозиций. Это все, что требуют аргументы от блекнущих и скачущих квалиа, и поэтому все, что нужно для организационной инвариантности.

Законом, таким образом, является то, что для определенных функциональных организаций F реализация F будет сопровождаться сознательным опытом определенного рода. Это не значит, что речь здесь идет о фундаментальном законе. Было бы странным, если бы универсум содержал фундаментальные законы, связывающие комплексные функциональные организации с сознательными опытными переживаниями. Скорее можно ожидать, что он будет следствием более простых, более фундаментальных психофизических законов. Пока же принцип организационной инвариантности работает как сильный ограничитель финальной теории.

Глава 8

Сознание и информация: спекулятивные рассуждения

1. На пути к фундаментальной теории

Наши результаты пока состояли в том, что мы выделили ряд связующих звеньев между сознанием и физическими процессами, заслуживающих именования психофизическими законами. Одно из таких звеньев — принцип когерентности, сопрягающий сознание с осведомленностью, или глобальной доступностью. Второе — более конкретный принцип структурной когерентности, связующий структуру сознания и структуру осведомленности. Третье — принцип организационной инвариантности. Эти принципы могут быть компонентами окончательной теории сознания. Они позволяют нам использовать физические факты для предсказания и даже объяснения некоторых фактов о сознательном опыте. И они уж точно накладывают ограничения на облик финальной теории сознания: если такая теория несовместима с этими законами, она едва ли верна. Но картина не может ограничиваться этим. Сами по себе эти принципы не составляют окончательной теории или даже хоть какого-то подобия последней.

Проблема в том, что ни один из этих принципов не является подходящим кандидатом на роль фундаментальных законов в теории сознания. Все они выражают регулярности на достаточно высоком уровне. Скажем, понятие осведомленности (или глобальной доступности) — это высокоуровневое понятие с весьма размытыми границами; и очень маловероятно, чтобы это понятие использовалось в каком-то фундаментальном законе. Принцип организационной инвариантности, возможно, менее размыт, но и он выражает регулярность на далеком от фундаментальности уровне. Другая проблема: эти принципы оставляют крайне недоопределенной природу психофизической связи. Самые разные вопросы о ней остаются без ответа. К примеру, какого рода организация порождает сознательный опыт? Насколько она может быть простой для сохранении опыта? И как можем мы предсказывать конкретный характер опыта (не только его структуру), исходя из его физической основы? Мы хотели бы, чтобы исчерпывающая теория сознания отвечала на них, но указанные принципы не помогают в этом.

Для окончательной теории нам нужен набор психофизических законов, аналогичных фундаментальным законам физики. Эти фундаментальные (или базовые) законы будут выражены на уровне, связующем базовые свойства опыта с элементарными характеристиками физического мира. Они должны быть точными законами и в своей совокупности не должны оставлять место для недоопределенности. При сочетании с физическими фактами о системе они должны позволять нам в полной мере предсказывать феноменальные факты об этой системе. Кроме того, подобно тому, как из базовых законов физики вытекают все высокоуровневые физические законы и регулярности (по крайней мере в сочетании с ограничительными условиями), из базовых законов сознания должны вытекать и объясняться различные небазовые законы, такие как принципы когерентности и принцип организационной инвариантности. При наличии набора фундаментальных физических и психофизических законов мы в определенном смысле сможем уяснить для себя базовое устройство универсума.