Созвездие Козерога, или Красная метка
Шрифт:
Рассказ о двух убитых потряс Сашкино воображение. Что не помешало ему, впрочем, уплетать завтрак за обе щеки.
– Понимаешь, – говорила я через полчаса, пододвигая ему чашку с кофе и забирая пустую тарелку, – все это время мне не дает покоя одна загадка.
– Которая из всех?
– Загадка исчезнувшей одежды этого убитого вместе с Ритой мужика. Я прекрасно помню, что на нем были пальто, кашне, под пальто что-то вроде свитера и так далее. Спрашивается: куда это все делось? Первой приходит в голову, конечно, версия о том, что
– Ну и?
– Думаю, затем, чтобы убитого долго не могли опознать. Но! Тащить на себе большой тюк чужих вещей – глупо, да к тому же и подозрительно. Но в нашем случае похищенную одежду убийца, загримированный под Деда Мороза, сложил в свой мешок и унес. И, появившись на улице с мешком за спиной, в своем маскараде не вызвал ни у кого подозрений.
– Да. Логично… в этом что-то есть, – согласился Сашка, немного подумав. – Но какая связь между этими выкладками и тем, что ты рвешься посетить городскую помойку?
– Детка! Представь на минуту, что ты убийца. Вот ты несешь в мешке чужие вещи, миновал трудную территорию, где тебя могут узнать, и оказался в безопасности. Что ты будешь делать дальше?
– Ну… Постараюсь избавиться от вещей, конечно.
– И куда их денешь?
– Выкину, – сказала Сашка, начиная понимать, куда я клоню. – Сброшу в первый попавшийся мусорный контейнер. Во-первых, чтобы следы запутать, во-вторых, тащить по городу дальше, как ты говоришь, этот тюк небезопасно: менты могут задержать и поинтересоваться, что это у меня там такое…
– Браво, – снизошла я до похвалы. – Теперь ты, надеюсь, не будешь спрашивать, какая связь?
– Но, мать! – возмутился он и даже стукнул чашкой по столу. – Не станешь же ты сейчас в поисках одежды – пусть ты даже знаешь, как она выглядит, – обшаривать всю городскую свалку? Ты хотя бы представляешь себе, сколько места занимает эта помойка? Не меньше гектара!
Я отошла от раковины, вытерла руки цветастым кухонным полотенцем, села напротив Сашки и постучала пальцем сперва по своей голове, а потом по корпусу телефона, висевшего на стене в нашей кухне:
– Запомни, сынок! При помощи головы и телефона в этом мире можно сделать все, кроме, пожалуй, детей. Я уже позвонила в учреждение под названием «Спецавтохозяйство». И узнала, что мусор, вывозимый из прилегающих к дому убитой Риты дворов, вывозится и сваливается не как попало, а упорядоченно! Интересующему участку на нашей помойке отведен сектор номер шесть.
Свалка.
Огромное – сколько захватывает глаз – пестрое поле, над котором кое-где поднимается седоватый дымок… Воздух здесь настолько загустел от зловонных испарений, что его можно было резать на куски. Конечно, если при этом вы сумеете подавить в себе рвотные спазмы; мне это удалось с трудом.
В беспорядке, который трудно было бы назвать живописным, там и сям по полю были раскиданы коробки, мешки и сетки с отбросами;
Сашка притормозил наши старенькие «Жигули» в небольшом отдалении от этого помоечного царства.
– Сектор номер шесть, сектор номер шесть… вот он! – воскликнул он, указывая на маячивший впереди деревянный столб с прибитой к нему треугольной, на манер дорожного знака, железякой. На этом наспех сколоченном указателе и была намалевана искомая мною шестерка.
– Ну, я пошла, – сказала я, вылезая из машины. – А ты уезжай, не маячь тут. Встречаемся через три часа!
– Ты только, пожалуйста, поосторожнее, – попросила сын. Он смотрел на меня с плохо скрытой тревогой. – Смотри, чтобы тебя здесь не съели.
Под ногами хрустели осколки, звенели какие-то железки, чвакали смрадные болотца. Один раз я чуть было не поскользнулась на осклизлой картофельной шелухе, в другой – налетела на спавшего под чистым небом, прямо на лежалом снегу, оборванного бомжа, на груди его лежала табличка из упаковочного картона.
– «Не беспокоить», – прочитала я на ней. Надо же! Прямо гостиничный сервис, хм!
Выбравшись на более-менее сухой пригорок, я пристально оглядывала окрестности. Ничего не было видно, а тут еще эта вонь, от которой даже глаза слезятся… От этого амбре я закашлялась, потом чихнула.
– Женщина! – приоткрыл гневное око бомж с табличкой. – Прекратите это немедленно!
– Что прекратить?
– Инфекцию распространять!
Фу-ты, ну-ты, стерильный бокс хирургической палаты! Ветер донес до меня весть о приближении еще одного опустившегося собрата по разуму. Подошедший собрат был настолько пахуч, что почти заглушал собой все прочие помоечные ароматы.
– Слышь! – сказал мне собрат. – Ты не на месте встала. Отойди-ка.
– Почему? – спросила я, машинально делая шаг влево.
– Это место для другого, – пояснил мужичок, запуская грязную руку прямо к себе в штаны. – Это моя уборная.
– Че-го?
– Писаю я здесь всегда, – сказал бомж и зашарил в штанах еще более сосредоточенно.
Я отпрыгнула подальше, приставила ладонь к глазам, вгляделась – и решительно направилась в самое сердце помойки.
Не буду рассказывать, как я рылась в отбросах и гнили, перебирая затянутыми в рабочие перчатки руками мусор и стараясь делать как можно б'oльшие перерывы между вздохами. Скажу только, что мое предприятие увенчалось успехом: в одной из особо благовонных груд мусора, под прикрывающими «клад» картонками и останками пластиковых бутылок, я заметила выступающий из ямы край тряпичного узла. Поднатужилась, крякнула – и черный узел выдернулся из кучи, как громадная репка.