Созвездие Овна, или Смерть в сто карат
Шрифт:
– Последний вопрос: где мне взять домашний адрес санитарки этой, Надежды, как ее? Надежды Чернобай.
К моему удивлению, патологоанатом полез в карман халата, достал записную книжку и быстро перелистал страницы:
– Повезло тебе, этот адрес у меня записан. С неделю назад его уже спрашивали. Странный такой тип, одноглазый…
– КАК?!!
Заорала я зря – Павел вздрогнул и уставился на меня с удивлением.
– Ты сказал – одноглазый? – спросила я уже тише, постаравшись взять себя в руки. Это получилось у меня плохо, и я наступала на собеседника, вскочив со своего места. – Он приходил сюда? Спрашивал домашний адрес санитарки?! Когда?!
– Сдурела, что ли? – пробормотал патологоанатом, отъезжая от меня к противоположной стене вместе со стулом. Когда отступать стало некуда, он затравленно оглянулся по сторонам и явно приготовился закричать «мама».
Я перевела дух и с размаху шлепнулась на стул. Похоже, именно в моем лице бедный Неунывайко приобрел себе личный такой фирменный кошмар.
– Не обращай внимания, это я просто… это во мне журналистский азарт разыгрался. Я уже кое-что слышала про этого одноглазого… А ты что знаешь? Говори! – последнее слово я все-таки выкрикнула.
– Если я стану заикой, то не из-за своей работы, – пробурчал Павел. – Что ты орешь, словно я тебя вскрываю? Если тебе так это надо – слушай…
…Одноглазый появился в кабинете Павла Неунывайко дней через пять после того, как старший патологоанатом был вынужден уволить санитарку Чернобай, опрометчиво выдавшую тело покойной старушки фальшивым родственникам. Не возникало сомнений в том, что это был именно мой Одноглазый – патологоанатом подробно описал мне его внешность, вплоть до сизоватых губ и неопрятно торчавших во все стороны седых прядей. Низко надвинув шляпу на глаза – Павел даже не сразу увидел, что лицо посетителя изуродовано, – он вошел в кабинет, тихо притворив за собой дверь, и остановился прямо у стола, проигнорировав предложение присесть. У него был глуховатый, совсем негромкий голос и немного странная речь: одноглазый растягивал слова и говорил чуть замедленно, так, что складывалось впечатление, будто мужчина слегка заикается.
– Он выразил желание услышать историю о похищении тела этой самой Руфины Нехорошевой. Сказал, что был ее старым знакомцем и очень огорчен, что не смог и теперь уже никогда не сможет проститься с почившей приятельницей. Мне было некогда, и я хотел было отвязаться от этой докуки, но…
Неунывайко на секунду замялся, а потом махнул рукой и честно признался: неизвестный мужчина вынул из кармана плоскую бутылочку очень дорогого виски «Валентайн» и, присовокупив к ней узкую коробку шоколадных конфет, конфузливо придвинул все это по поверхности стола к хозяину кабинета.
– Вот, – Неунывайко пошарил в ящике стола и с грохотом задвинул его обратно – на столе появилась бутылка виски с ромбовидной этикеткой и синяя коробка шоколада с золотой лентой по краю.
– Ну, я и рассказал ему все, что знал, – хмуро произнес Неунывайко. – А не знал я, сама понимаешь, почти ничего. Ведь никто, кроме санитарки, этих «детей», что тело забрали, не видел, следовательно, только она и владела какой-то информацией. Вот и пришлось мне идти в ординаторскую, смотреть журнал с данными персонала, переписывать адрес. Вернулся, продиктовал ему. Еще удивился, как он медленно записывает, переспрашивает, адрес-то всего в два слова: улица Сибиряков-Гвардейцев, дом 18.
– А квартира? – спросила я, быстро черкнув адрес в блокноте.
– Квартиры нет, это собственный дом.
– Ага. И больше он ничего не говорил? Ни о чем не спрашивал?
– Абсолютно. Повернулся и вышел. Надеюсь, это все, и ты сейчас тоже…
– Ладно, я сейчас уйду. Только знаешь что? Если кто-то еще
– Не представляю, зачем мне это нужно? Ну… ладно, обещаю.
Я быстро сгребла в сумку удостоверение, диктофон, ручку и блокнот и попрощалась с собеседником, испытавшим при этом невероятное облегчение.
Стоило мне снова оказаться в коридоре, как я опять вспомнила об Антошке – где его эльфы носили? На разговор с Неунывайко я потратила немногим больше получаса. За это время можно было раза четыре обежать помещение по периметру и перезнакомиться со всеми посетителями…
– Где ты была? – раздался у моего уха горячий шепот.
– Это ты где был? – подпрыгнула я от обиды. – Ничего себе – защитник! Ушел, оставил девушку одну, и где: в морге!
Вид у него был крайне потерянный: Тошка почесывал носком кроссовки голень другой ноги, крутил в руках очки и прятал от меня взгляд. Даже его патлы, всегда приглаженные и причесанные при любой погоде, сейчас обвисли сосульками, и в целом мой приятель смахивал на мокрого воробья, чудом избежавшего когтистой кошачьей хватки.
– Что случилось-то?
– Да стыдно сказать…
Оказывается, мой горе-поклонник просто заблудился! Сперва он бодро рысил по коридорам, намереваясь быстрехонько отыскать старшего патологоанатома и вернуться за мной, от желания выполнить задачу в максимально сжатые сроки он бойко заглядывал во все двери; но на полпути к нужному кабинету Антошку вдруг захлестнула хлынувшая навстречу говорливая толпа студентов в белых халатах, ведомая маленьким холеричным профессором.
Толпа всосала в себя растерявшегося от гомона Антошку, закрутила, развернула и понесла – сначала вдоль коридора, затем вниз по лестнице, – и в конце концов, когда Антон опомнился и стал выбираться из гурьбы возбужденных, перебивающих друг друга людей, он неожиданно обнаружил себя в каком-то похожем на огромный каменный колодец зале. Стоило ему перевести дух и оглядеться, как он сразу же увидел расставленные вокруг по радиусам каталки с накрытыми телами: простыни на некоторых из них были покрыты багровыми пятнами, и Тошка чуть не поседел от страха. Особенно когда услышал, как чья-то рука закрывает тяжеленную дверь и поворачивает с той стороны ключ. Еще секунда – и до него донеслось только эхо быстро удалявшихся шагов.
– Я столько пережил, – губы у Антохи прыгали, и он напрасно пытался не лязгать зубами, – столько пережил! Кричал, стучал – бесполезно. Там такая акустика – весь звук вверх уходит, а дверь тяжеленная, с двух сторон цинком обитая, никто меня не слышал… Я сидел, как в склепе, чувствовал, как замерзаю – буквально! – и думал уже, что никогда…
– Да ладно тебе, вышел же, слава богу!
– Да-а, это меня гримерша вызволила, Люда. Случайно. Зашла за «клиентом» – так это у них называется, открыла дверь своим ключом. И выпустила. Это мне повезло, а то бы неизвестно…
Антон шмыгнул носом. Я смотрела на него с сочувствием; редко приходилось видеть приятеля в состоянии такой совершенно детской растерянности. Практически никогда не приходилось.
– Чертовщина какая-то, – обиженно пожаловался он.
Я невольно подскочила на месте: чертовщина! Вот то слово, сегодня весь день вертевшееся на кончике моего языка! И черт его знает почему, эта чертовщина заставила меня сунуть руку в карман куртки и нащупать там картонный прямоугольник, вчера только полученный мною от странной, тоже похожей на черта в женском обличье дамы по имени Ада. «Звоните, когда вам понадобится совет!» – сказала она.