Созвездие жадных псов
Шрифт:
– Представь, Нора, – продолжала Ребекка, – иду на днях в наш магазин и вижу Лампу.
Нора подняла брови.
– Тут теперь торгуют электроприборами?
Ребекка засмеялась:
– О нет, знакомься, Евлампия, дочь академика Романова, музыкант, арфистка, мы ее Лампой зовем.
– Здравствуйте, – прочирикала Нора и протянула мне тонкую руку с узкой ладонью, – очень приятно. Ваше лицо мне знакомо, наверное, видела вас по телевизору.
– Ну подумай, как интересно, – неслась дальше Ребекка, – мы не встречались со студенческих лет, я и не знала, что у Лампы тут дача. Словом, захожу за сигаретами,
– И где ваш дом расположен? – поинтересовалась Нора.
– В старом поселке, на Фруктовой улице.
– Там огромные участки, – вздохнула Нора.
– Гигантские, – подтвердила я.
– Земля теперь капитал, – донеслось из угла.
– Знакомься, – продолжала Ребекка, – Аня, наша приятельница.
– Скорее родственница, – хмыкнула женщина, – причем близкая.
Я внимательно посмотрела на бывшую любовницу Славина. Худенькая, высокая, светловолосая, но с темными глазами, скорей всего, шевелюра просто крашеная. Академика, очевидно, тянуло на стройных дам, он не был любителем гигантских задниц и объемистых бедер.
В ту же секунду со двора донесся гудок.
– Это Николя, – обрадовалась Нора.
– Брат приехал, – пояснила Ребекка, – помнишь его?
Я старательно подыграла:
– Видела пару раз, ужасно давно, у тебя вроде три брата?
– Точно, – улыбнулась Ребекка.
В комнату вошел полный мужчина. Я видела Славина только на фото, но сразу поняла, что старший сын похож на отца чрезвычайно: то же круглое лицо, рот с опущенными вниз уголками, идеальной формы нос и довольно обширная лысина. К шестидесяти годам Николай, или, как зовет его Нора, Николя, потеряет остатки волос.
– Где ужин? Всем привет, – сказал вошедший.
– В такую погоду неохота думать о жратве, – резко парировала Аня.
– Ну это вам, хрупким дамам, – ухмыльнулся Николай, – а мне подавай мясо, желательно побольше, с жареной картошкой.
– Фу, – отозвалась Аня, – меня тошнит при одной мысли о говядине!
– Так тебя никто и не заставляет есть, – веселился Николай.
– Знакомься, Коленька, – прощебетала Ребекка, – одна из моих лучших подруг, Лампа.
– Очень приятно, Николай, – сказал мужчина и пожал мою руку.
Минут десять все говорили о жаре, потом перебрались на здоровье…
– Где Лика? – спросила неожиданно Нора. – Право, могла и спуститься, просто неприлично.
– Ей было с утра плохо, – тихо сказала Ребекка, – она после завтрака опять легла. Впрочем, я уходила на несколько часов и не видела, когда она вернулась. Она очень переживает!
– Наша чувствительная, – фыркнула Аня, – посмотрим, как скоро Лика вновь выскочит замуж, попомните мое слово, и года не пройдет. Не похожа она на безутешную вдову, совсем не похожа!
– Как тебе не стыдно, Нюша, – раздался тихий, но четкий голос из самого дальнего угла, где угадывались очертания кресла.
В гостиной горели только два торшера и бра над диваном, лицо и фигура женщины, укорявшей Аню, тонули в темноте.
– Ой, Тамара, не строй из себя святую, – отмахнулась Аня, – сразу было понятно, что наша Ликочка из зубастеньких. Глаза в пол, губки бантиком, а Славой вертела так, как нам и не снилось. Я-то ее давно раскусила.
– Прекрати, – продолжала Тамара, – противно
– Ничего, ничего, небось в последний раз вместе собрались, – сказала Аня.
– Почему в последний? – удивилась Нора.
– Потому что веселая вдова через полгода вступит в права наследства и продаст этот дом, – припечатала Аня, – и вообще, она нас всех терпеть не может, изображала гостеприимство только ради Славы. Вот, смотрите, сегодня даже не спустилась в гостиную, наверное, решила, что хватит ломать комедию.
– Лике плохо, – ледяным голосом заявила Ребекка, – она плакала всю ночь, утром давление за сто шестьдесят подскочило.
– Ну и что? – удивилась Нора. – Мы все страдаем, но не привлекаем к себе внимания. Истинная скорбь тиха и безгласна.
Закончив тираду, она быстрым движением поправила идеально уложенные волосы и глянула в большое зеркало, висевшее между буфетом и шкафом с посудой.
– Лике есть о чем плакать, – не успокаивалась Аня, – больше не получится по две шубы за сезон менять, придется старые донашивать. Хотя ей до конца жизни хватит.
– Да уж, – вздохнула Нора и быстро добавила: – Но дом мой, так обещал муж.
– Завещание-то еще не читали, – встряла Аня, – Слава небось всех не обидел…
Ребекка быстро попыталась перевести разговор в другое русло:
– Ужин подавать?
– А когда сообщат Славину последнюю волю? – не сдавалась Нора.
– Так, – громко сказал Николай, – автоответчик-то переполнен, вон красная лампа горит, разводите турусы на колесах, лучше бы прослушали, вдруг важное чего.
Он быстро подошел к телефону и нажал черную кнопочку. По комнате разнесся шорох, потом издалека послышался высокий, почти детский голос:
«Дорогие мои, простите, но жить с сознанием того, что являюсь убийцей, я не могла…»
– Что это? – в ужасе пробормотала Аня. – Что?
– Лика, – прошептала Ребекка, – Ликуша…
– Замолчите, – велел Николай.
Голос же тем временем продолжал. Девушка слегка задыхалась, повышала интонацию к концу фразы и буква «л» у нее иногда звучала, как «в».
«Вы знаете, как я любила Вячеслава Сергеевича, в нем сосредоточилась вся моя жизнь, все мое счастье. Но я всегда понимала, что когда-нибудь необыкновенной жизни с чудесным мужчиной придет конец. Одной женщине не под силу удержать ураган, и вы это знаете. Но я не предполагала, что финиш столь близок. Две недели тому назад Вячеслав Сергеевич объявил, что хочет развестись. Он встретил новую любовь – некую Лену Яковлеву из агентства «Рашен стар». В качестве отступного мне предлагался дом и пожизненное содержание. Скажу честно, мне всегда было непонятно, как вы, Нора, Аня, Тамара, Николай, Андрей, Сергей и Ребекка, дружите между собой и со мной… И оставаться брошенной женой я не хотела. Поэтому пять дней тому назад, четвертого июня, я наняла киллера, а седьмого числа он убил Вячеслава Сергеевича. Я решила: если не со мной, то ни с кем, никому больше мой муж не достанется, никогда! Но, убив Вячеслава Сергеевича, я внезапно поняла, что убила и себя. Жить больше не хочу и не могу, прощайте. Помолитесь за мою душу, хотя, говорят, самоубийц нельзя поминать. Простите, коли виновата в чем. Надеюсь, господь милостив и на том свете я встречу Вячеслава Сергеевича. Прощайте навсегда».