SPA-чистилище
Шрифт:
Ковригин вдруг закрыл лицо рукой.
С нарастающей брезгливостью полковник перелистал находку.
– Каждый имеет право на чудачества, – сказал Валерий Петрович. Ему отчего-то стало жалко музыканта. – Правда, до тех пор, пока они не затрагивают прав других людей.
Ковригин ничего не ответил.
Ходасевич подошел вплотную к пианисту. Он вынужден быть жестоким. Психологическая жесткость давала при допросах со столь слабыми людьми, как Ковригин, поразительные результаты – как пытки
А отставник – не надо забывать – действовал в интересах исчезнувшей Аллы Михайловны. И еще – в интересах юных мальчишек – в том числе тех, что были изображены на отвратительных фотках у ковригинской кровати.
Полковник приблизился к пианисту вплотную. Насильно отвел его руку от лица. В глазах пианиста блестели слезы.
– У тебя есть тайное помещение?
Ковригин воскликнул:
– Нет! – и дернулся.
Ходасевич цепко придержал его обеими руками за локти. Теперь их лица разделяло не более полуметра. Полковник вперился в зрачки допрашиваемого.
– У тебя есть схрон? Подвал?
– Нет!
– Где тело мальчика-таджика?
– Я не знаю! Не знаю никакого таджика!
– Где тело Аллы Михайловны?
– Не знаю!! Я не имею к ней никакого отношения!
– Когда ты в последний раз ее видел?
– Не помню… давно… недели три назад…
– Ты убил Ивана Ивановича?
– Боже мой, кто это?!
– Дедушка Ванечки.
– Нет! Боже мой, зачем?!
– В девяносто первом ты попытался мальчика соблазнить. Иван Долинин ходил с тобой разбираться. Помнишь?!
– Нет, нет, нет, – страдальчески протянул музыкант. – Я ничего о нем не знаю… Меня тогда допрашивала милиция… Я тут ни при чем – клянусь вам!..
Судя по всему, Ковригин говорил правду – иначе грош цена практике, которую Ходасевич прошел в Краснознаменном институте. И еще – тем допросам, что он вел в полевых условиях в Анголе, а также в отношении изменников в парижской и брюссельской резидентурах. Обидно только, что приходится использовать свой богатый опыт против столь ничтожного человечка…
– Хорошо.
Полковник отпустил – почти оттолкнул музыканта. Сказал успокаивающим тоном, снова перейдя на «вы»:
– Если вы сказали мне правду – тогда о том, что здесь произошло, никто не узнает. И о ваших увлечениях – тоже. Если вы только опять не перейдете рамки дозволенного. Можете спокойно готовиться к австрийским гастролям.
– Боже мой, боже мой! – вдруг страдальчески воскликнул Ковригин. – Ну почему мне не дадут умереть спокойно?!
Он закрыл лицо обеими руками. Плечи его затряслись. Он заплакал – вероятно, от стыда и пережитого унижения.
Ходасевич слегка поддал носком ботинка детские снимки –
Чуть поколебавшись, он взял со столика на первом этаже свой едва початый коньяк – зачем оставлять добро, все равно Ковригин не пьет.
Не прощаясь, не говоря ни слова, полковник пересек комнату и вышел в ночь.
Замок на выходе оказался французским, поэтому Ходасевич просто захлопнул за собой дверь.
Ванечка появился у калитки Ковригина через десять минут – Валерий Петрович как раз успел высадить две сигареты. Они вместе вернулись домой. Возбужденный и раскрасневшийся юноша утверждал, что – несмотря на то, что на участке пианиста произрастал настоящий лес, – он осмотрел его тщательно и не нашел ничего подозрительного.
– А вы – вы что узнали?
Валерий Петрович улыбнулся.
– Раз уж ты принял в данной спецоперации столь деятельное участие, – юноша горделиво разулыбался, – могу сообщить тебе, что, похоже, Ковригина на данном этапе из числа подозреваемых можно исключить.
На лице Ивана отразилось недетское разочарование.
– А как же… Все так сходилось…
– И тем не менее.
– Но он же п…р!
Валерий Петрович пожал плечами.
– Не каждый п…р – преступник. Как не каждый преступник – п…р.
– Круто сказано, – ухмыльнулся Ванечка. – Надо записать в личную оперативную память.
Больше разговоров о деле не последовало, а вскоре юноша засобирался домой, в Москву, – назавтра был обычный учебный понедельник.
Полковник проводил – несмотря на изрядное сопротивление – молодого человека на станцию.
Уже когда подошла электричка, Иван на прощание спросил:
– Ковригин ни в чем не виноват?
Голос его звучал расстроенно. Всегда обидно, когда твои недюжинные – и даже полукриминальные – усилия не дают никаких результатов.
Юноша был еще очень молод и, наверно, даже не догадывался, что так бывает с девяноста процентами жизненных подвигов: стараешься, стараешься, а в итоге – никаких результатов.
– Да, думаю, в нынешних преступлениях пианист чист, – рассеянно кивнул Ходасевич.
– Жаль, – вздохнул Ванечка и вошел в тамбур.
Дверца с шипением захлопнулась, молодой человек обернулся и на прощание показал рукой Валерию Петровичу какой-то знак. Сквозь пыльное и темное стекло тамбура полковник с трудом разглядел, какой именно: то ли V – виктори, победа; то ли рокерская «коза». А может, просто воздетый вверх большой палец: ты, дядя, типа, оказался крутой чувак.
Электричка со свистом набрала скорость, оставив Ходасевича на пустынной платформе, освещенной единственным фонарем.