Спарринг- партнеры
Шрифт:
– А чего ты ждал?
– Не знаю. Я едал гораздо лучше.
– Ты заказал именно замороженную пиццу. Никогда раньше не видел, чтобы заказывали такое напоследок.
– Да ладно, неважно. Все равно у меня нет аппетита. Хочешь пиццу?
– Нет, благодарю.
Коди снова тянет через соломинку коктейль. Ему вдруг становится смешно.
– Помнишь, как убили Сканка Миллера? Года два прошло?
– Точно, два. Хорошо помню, Сканк мне нравился.
– Что он ел напоследок?
Марвин пытается вспомнить.
– Это было нечто! Сканк потребовал все сразу: стейк из вырезки, жареную картошку,
– Ты все это ему привез?
– Привез, а потом смотрел, как он ест. Он все время пытался меня угостить, но я подумал, что соглашаться было бы неправильно.
– Он еще бутылку вина заказал.
– Заказал, да не получил. Какой тут алкоголь!
Коди откусывает новый кусочек, но видно, что ему уже стало неинтересно.
– Знаешь, через несколько минут после смерти расслабляются кишечник и мочевой пузырь, все содержимое выходит наружу. Жуть! Сканк небось обхохотался.
– Думаю, ему было не до смеха.
– Это ты потом там прибираешься?
– Вот уж нет, Боже упаси, этим занимается кто-то другой.
– Что со мной будет, когда меня разденут и пристегнут к койке?
– Не знаю, Коди. Никогда не проявлял любопытства.
– Ты никогда не наблюдаешь за казнями, Марвин?
– Нет, это зрелище не по мне.
– Жаль, что ты отказываешься от пиццы. Гадость, конечно, но хотя бы желудок не будет пустым.
– Нет, спасибо.
– Дай, угадаю: ты не любишь замороженную пиццу?
– Угадал.
Коди, усмехнувшись, берет в рот соломинку.
– Ты не поверишь, Марвин. Когда мы Брайаном вламывались в чей-нибудь дом, то сперва искали оружие, оружие и драгоценности, что-нибудь ценное, что будет легко унести и еще легче загнать. Потом быстро осматривались. Я всегда брал из холодильника и из морозильника еду. Обычно мы залезали в дома голодными. Было везением найти в морозильнике замороженную пиццу. У нас был маленький ворованный мангал на углях – черт, все, что у нас было, включая обувь, было ворованным. В общем, в полночь мы разогревали замороженную пиццу и смотрели на звезды. – Он встает, бросает взгляд на Марвина, потом надолго зажмуривается. – Счастливые были деньки, Марвин, – говорит он с улыбкой. – Мы с Брайаном, свободные, как птицы, живем, что называется, на подножном корму, ночуем в палатках, нигде не задерживаемся, чтобы нас не сцапали. Представь, Марвин, никто на свете не знал, где мы, и никому не было до нас дела. Полная свобода: прячешься себе в лесу и на всех плюешь. Да, были денечки… Я был еще ребенком.
Марвину нечего сказать. Проходят тягостные минуты, Коди как будто впадает в транс. В коридоре опять грохочет дверь, но к ним никто не подходит. Наконец, Марвин говорит:
– Послушай, Коди, не сочти меня бесчувственным, но пора тебе закругляться с едой. Через несколько минут мы отведем тебя в комнату ожидания.
– Почему я не могу остаться здесь до самого главного момента?
– Не знаю, не я пишу правила.
– Ну да, ну да.
– Ты уж извини.
– Знаешь, Марвин, я тут нагрубил падре. Он еще здесь?
– Да, ждет вместе с начальником тюрьмы.
– Можешь попросить его посидеть со мной в комнате ожидания?
– Конечно, он будет только за.
–
– Нет, спасибо.
Коди широко улыбается и громко хохочет.
– Окажешь мне услугу, Марвин?
Вот это действительно смешно, даже Марвину становится весело.
– Услуга в отсеке для смертников?
– Ага. Ты сможешь. Простая услуга, но очень важная.
– Ты о чем?
Коди подходит к решетке и тихо говорит:
– Марвин, я четырнадцать лет не видел луну. Хотелось бы увидеть ее еще разок.
– Брось, Коди.
– Нет, ты послушай, Марвин. Меньше чем через час я умру, так кому помешает, если я минутку подышу снаружи свежим воздухом? Кому от этого вред?
– Это не по правилам.
– Ты же сам придумываешь почти все здешние правила, Марвин. Тебе никто не указ. Да и не узнает никто. Идем себе по коридору и выходим через боковую дверь во двор – всего-то дел. Большущая луна, полная, – красота! Первая за лето, там, на востоке.
– Слишком рискованно.
– Да ладно, о чем ты? – смеется Коди. – Что я могу натворить, Марвин? Врезать тебе по башке, перелезть через полдюжины заборов, схватить тысячу пуль, удрать от собак? Дальше-то что, Марвин? Там собралась половина копов всего штата, ждут не дождутся праздника. Страсть как мы любим наши казни! Ну же, Марвин, сделай доброе дело! Я здесь пробыл так долго, что уже почти умер, разве нет?
Марвин неуверенно озирается.
– Пойду спрошу разрешения у начальника.
– Нет! Не трать время на этого дурня. Сам знаешь, он запретит. Просто выпусти меня, никто нас не увидит. Пять минут на все про все, Марвин. Ну, пожалуйста!
– Я не могу.
– Очень даже можешь. Чего ты трусишь?
– Нельзя. Меня уволят.
– Ничего подобного. Никто не узнает.
– Извини, Коди.
– На пять минут!
– Две минуты. И живо назад.
Дворик крохотный, в центре столик в виде бетонной плиты, окруженный клочками травы. Площадь дворика – двадцать четыре фута на двадцать, смертники знают это с точностью до дюйма, потому что каждый день вышагивают здесь вдоль заборов. Под острой как бритва колючей проволокой, между бетоном и железной сеткой, протоптана дорожка. Каждому разрешен час прогулки в одиночестве – подышать воздухом, посмотреть вдаль, помечтать, пошаркать по дорожке. Семь-восемь длинных шагов, резкий поворот, еще столько же обратно. В прежние времена двор был просторнее, здесь лежали старые гири, имелось даже баскетбольное кольцо. На прогулку выпускали сразу четверых, и они устраивали жесткие поединки два на два. Потом произошла драка, одному смертнику досталось по голове ган– телей.
Во дворе нет освещения, потому что в темное время суток он всегда пустует. Приземистая постройка с плоской крышей – отсек для смертников, – к которой примыкает двор, тянется на сорок футов в каждую сторону. С краю прилеплена уродливая пристройка – газовая камера, существующая уже не одно десятилетие.
Открывается тяжелая железная дверь, и Коди выходит – без наручников и кандалов. За ним идет безоружный, напряженный Марвин. Вдали по небу скользят лучи прожекторов, слышно, как пролетает вертолет. Близится время убийства, воздух пропитан предвкушением.