Спартачок. Двадцать дней войны
Шрифт:
Лагерь — скопище палаток посреди туранских степей. В самой большой замполит собрал курсантов на промывание мозгов, называемое скромно политинформацией, чтоб меньше думали, больше верили.
— Как вы все знаете, 22 марта 28 года республика Великий Кыпчакский Туран без объявления войны совершила ряд провокаций в приграничных районах, — мерно говорил капитан, расхаживая по палатке. — Нашим правительством было принято решение нанести упреждающий удар, чтоб освободить исторически русскоязычные области Великого Турана и исключить опасность продвижения военно-политического блока
Слова летали по палатке, курсанты смотрели стеклянными глазами. Спартачок искренне им позавидовал: умеют же люди спать с открытыми глазами!
Он покрутился, поерзал… и потянул руку вверх. Вчера замполита донимал, почему сегодня не продолжить?
Замполит скользнул по задранной руке безразличным взглядом и продолжил лекцию о коварном Туране.
— Господин капитан, а почему Россия не освободила русскоязычные области двенадцать лет назад, когда там начали вырезать русское население? Местные даже референдум провели за присоединение к империи! — громко сказал он.
— Руководство страны до последнего придерживалось принципа мирного урегулирования конфликтов, — веско и недовольно сказал замполит.
— Господин капитан, но ведь мы просто предали русское население? А сейчас идем освобождать? Артиллерией большого калибра по их же домам? Там засели туранцы, их без артиллерии не выбьешь! Тогда это не освобождение получается, а доуничтожение. Так?
В палатке поднялся недовольный гул. Курсанты жаждали отсидеть обязательную политинформацию и идти на ужин, дискуссии никого не интересовали.
— Не господин капитан, а товарищ капитан! — строго поправил офицер.
— Да какой товарищ, если курсантов в яму сажаете? — отмахнулся Спартачок. — Однозначно господин. Товарищи вместе с Союзом кончились.
— Слышь, тебе больше всех надо? — не выдержал кто-то из курсантов.
— Да — в туалет! — тут же воспользовался Спартачок, получил в спину запоздалое «нет» и все равно выскользнул наружу. Фокус, который можно проделать только в последний день пребывания в учебке, когда на месть у начальства просто нет времени.
— Куда?! — надвинулся дежурный инструктор-контрактник.
— Туда! — так же агрессивно отозвался курсант и отодвинул контрактника в сторону.
— В яму захотел? — прилетело в спину.
Он только презрительно дернул плечом. Какая яма, если подготовка закончена? Ну, даже если яма — и что? Всего ночь просидеть, дождя вроде не предвидится — можно сказать, курорт! А утром приползут «Уралы», и — курсантам на передок, контрактникам встречать новую группу мобилизованных. Когда убыль личного состава в атаке около восьмидесяти процентов, без постоянного потока мобиков не обойтись… оп, а это кто такие?!
Четверо уголовного вида типов деловито заходили в палатку. В его палатку! Один обернулся и нагло сказал:
— Мимо шел? Вот и иди.
— Воры? — задумчиво поинтересовался он. — Воры, на рожах написано. А знаете, вам крупно не повезло. В обязанностях коммунара четко указано: давить бандитские проявления безжалостной рукой. А безжалостной — это, ребятки, означает «насмерть»…
— Чего?!
— Того. Не повезло вам, с коммунаром встретились.
Он еще подумал, прикинул возможные последствия. И коротко ударил наглого пальцами в горло.
День третий
— Еду, еду в соседнее село на дискотеку…
Водитель кривился от однообразного мычания, но помалкивал. Хочет товарищ майор петь, даже если не умет — оперную сцену ему! А нет сцены –значит, спешно оборудовать силами личного состава. Ну или хотя бы помалкивать, пока майор поет.
Майор тоже кривился. «Уралы» пылили впереди, а майор кривился. На дискотеку, блин… Снова на нее, родимую. Только уже не командиром батальона — и не майором. Залетел на разжалование через ступень — это еще надо уметь! Ну, хохлы могут и не такое. Старая Русь свято хранит традиции, не то что Империя.
— Еду, еду в соседнее село…
— Немного осталось, километра через три приедем, — аккуратно заметил водитель.
— Я знаю, Коля, знаю, — рассеянно отозвался майор.
— Я не Коля.
— Слышал анекдот про одноглазого пианиста и ковбоя? Слышал? Вот и не выступай, Коля.
Водитель понятливо заткнулся.
— Едем, едем в соседнее село…
«Соседнее село», то бишь лагерь краткосрочной подготовки мобилизованных, показался неожиданно сразу за очередным холмом. Два десятка линялых палаток, огромный полог солдатский столовой и два кунга рядом с зеленым кубом генераторной — вот и весь лагерь. «Партизаны» — они и есть «партизаны», ничего с союзных времен не поменялось.
«Уралы» с глухим ревом развернулись в погрузочное построение. Майор потянулся, зевнул — и одним движением выкинул себя из кабины. Майор морской пехоты Черноморского флота, особенно пониженный через звание — это вам не хвост собачий!
Два контрактника при виде тельняшки подтянулись и уважительно отдали честь. То-то же, козявки сухопутные.
— Начальник лагеря где?
Один из контрактников кивнул в сторону палаток, за ними на вытоптанной площадке явно намечалось построение личного состава. Майор шагнул… и остановился.
— А это что?
— Яма, — с усмешкой пояснил контрактник. — Сам вырыл, сам залез, сам решеткой накрылся. Все сам. Никто не заставлял.
Майор подошел. Курсант в яме уставился на него оценивающе и внимательно, нехорошо уставился. Майор предпочитал сам так на других посматривать.
— Залетчик? Открывай. Забираю всех, и залетчиков тоже.
— Жаль, мало посидел.
Контрактник брякнул решеткой. Курсант неожиданно ловко подпрыгнул, ухватился за уголковую раму… контрактник с усмешкой попытался наступить ему на пальцы берцем, но курсант быстро перехватился, одним слитным рывком выбросил себя наверх. Здоровенный контрактник почему-то отступил. И как будто растерялся. Курсант проводил его задумчивым взглядом. Майора увиденное озадачило. Обычно бывает наоборот — курсанты от инструкторов шарахаются. Потому что инструктора — дядьки здоровенные и с понятием доброты незнакомые.