Спартак. Бунт непокорных
Шрифт:
Он убил дерзкого галла только для того, чтобы управлять теми, кто по-прежнему был всего лишь ордой.
В противоположность Иаиру, голова которого была забита заповедями его Бога, я одобрял этот поступок. Геродот и Фукидид, а также другие греческие риторы и историки писали: лишь страх наказания заставляет повиноваться людей, которым предстоит сражаться и встретиться со смертью.
Мы прибыли в порт Регия, и рыбаки проводили нас на самый большой из киликийских кораблей.
Мы с Питием старались побороть охвативший
Пираты, покрытые шрамами, встретили нас насмешками. Их веселило наше высокомерие. Мы, толпа рабов, собираемся победить римские легионы? Они прекрасно понимают, почему мы хотим сбежать на Сицилию. Но знаем ли мы, что Веррес, римский пропретор острова, расставил свои легионы у берегов пролива? Он велел построить укрепления, стену, наблюдательные башни. Один из пиратов даже сказал: «Возвращайтесь к вашим римским хозяевам, попросите у них прощения! Может быть, они просто выпорют вас. По крайней мере, останетесь живы. Зачем нам рисковать, заключая союз с рабами? Мы всегда были свободны, и Рим боится нас».
Я не ответил, только потребовал отвести меня к их главарю Аксиосу.
Наконец, нас повели к нему.
Шел дождь. Аксиос в красной тунике, богато расшитой золотом, сидел, укрывшись под навесом, ветер надувал пурпурною ткань.
Он походил на филина, его глаза напоминали две узкие щели, а лицо избороздили глубокие морщины. Через бритый череп тянулся огромный шрам.
Я сказал ему, что я ритор, свободный человек, что я преподавал философию на Родосе, жил в Риме, исколесил все провинции республики и бывал почти на всех островах Средиземного моря.
— А он? — спросил он, указав на Пития движением подбородка.
— Я грек, архитектор. Я служил претору Крассу, ставшему проконсулом и самым богатым человеком в Риме.
Аксиос на короткое мгновение приоткрыл веки.
— Что вы делаете с этими животными, которые сжигают города, грабят и убивают, вместо того чтобы извлекать пользу из завоеванного?
— Ты знаешь военных, — ответил я. — Спартак сделал из этого стада армию. Она одержала победу над преторами, легатами, консулами и их легионами. Мы с ним, потому что мы греки и презираем римлян.
— Рим никогда не забывает своих врагов. Он мстит.
— У нас есть золото, много золота.
Эти слова заставили филина наконец раскрыть глаза.
— Нам нужно попасть на Сицилию. Ты получишь золото и все, что нам удалось захватить.
Он снова съежился и махнул рукой, давая понять, что услышал достаточно.
Когда мы сходили на берег, один пират крикнул нам, что Аксиос ожидает нас на следующий день.
Мы виделись с ним в течение нескольких последующих дней. Он хотел, чтобы я рассказал ему про золото. Сколько у нас монет, ваз, украшений? Видел ли я их? Выслушав мои ответы, он погружался в молчание и, казалось, дремал.
Я предполагал, что он отправил на сушу несколько человек, чтобы собрать сведения, и теперь ожидал их возвращения. Конечно, он хотел оценить наши силы и силы проконсула Красса, прикинуть, удастся ли избежать преследований Рима, если он поможет нам, и стоят ли золото и добыча, которую мы сулим, того, чтобы навлечь на себя гнев Рима.
Наконец, он сказал, что на следующий день велит сняться с якоря и взять курс на Тарентский залив, и пригласил нас подняться на борт.
Через несколько дней мы увидели стены и башню Фурий и на холме над берегом палатку Спартака.
Аксиос велел спустить паруса, и пять кораблей его маленькой флотилии бросили якоря под прикрытием мыса, защищавшего Тарентский залив с юга.
Он увлек нас за собой на нос корабля, указал на пыль, поднимавшуюся далеко на горизонте, за Фуриями.
— Это легионы Красса, — сказал он. — Нужно торопиться. Скажи Спартаку, что я возьму на борт своих кораблей две тысячи человек и отвезу их на Сицилию. Но ни одним больше.
— Хочешь ли ты встретиться со Спартаком?
— Я знаю о нем все.
Он положил руку мне на плечо.
— Но на золото и украшения я хочу взглянуть!
Он заметил мое колебание.
— Боги свидетели, — начал он, — что я вызвался перевезти вас и клянусь, что две тысячи человек высадятся на Сицилии в надежном месте. Но я ожидаю, что взамен Спартак окажет мне доверие. Я хочу, чтобы сначала на моем корабле появилось золото, а потом люди.
Он подозвал одного из пиратов.
— В знак доверия я оставляю вам Колаиоса, моего лучшего боцмана.
Он помедлил, затем повернулся к Питию.
— А ты останешься на корабле вместе с золотом. Клятва против клятвы. Я — пират, Спартак — раб. Человек против человека. Золото за переправу!
Он указал на горизонт, ставший серым.
— Легионы Красса уже близко.
Мы сошли на сушу в сопровождении Колаиоса, и я увидел Спартака.
За эти несколько дней он постарел, сгорбился, но его исхудавшие лицо и тело, казалось, наполняла сила. Взгляд его, напротив, был блуждающим и тусклым.
— Пират хочет золота, — повторил он несколько раз, глядя на Колаиоса, который сидел перед палаткой, жуя травинку.
Фракиец долго смотрел на Пития.
— Человека могут убить за одну золотую монету, — сказал он. — Неужели ты, Питий, веришь, что пираты оставят тебя в живых за два мешка монет, украшений, драгоценных чаш? Аксиос хочет забрать золото и не рисковать, позволив нам подняться на борт кораблей. Если у него будет выбор между золотом и жизнью, твоей или этого человека, — он указал на Колаиоса, — неужели ты думаешь, он станет раздумывать?