Спартак

Джованьоли Рафаэлло

Эвтибида притворно содрогнулась от ужаса и после недолгого раздумья сказала, представляясь простой и добродушной:

— Вот даже у врагов.., и то есть почтение к всевышним богам… Да, завтра.., я снова приду сюда.., до рассвета.., так как я боюсь гладиаторов.., и если не сумею убедить хозяина прислать дары непобедимому Геркулесу Оливарию, я принесу сюда свою скромную лепту.

Жрец похвалил ее за благочестивые чувства, обещал ей покровительство Геркулеса, а на прощанье показал тропинку, по которой легче было спускаться и подниматься незаметно.

Радость вероломной

гречанки была неописуема — она нашла союзника гораздо лучшего, чем могла надеяться. Продажность и жадность жреца были очевидны: его легко можно было подкупить, и с его помощью, вероятно, удалось бы найти какой-нибудь тайный подступ к стенам. Во всяком случае — и это было именно то, что заставляло сильнее биться ее сердце, — благодаря этому жрецу она причинит Спартаку смертельное горе: убьет его сестру.

Следующей ночью гречанка снова вышла из лагеря, захватив с собой молодого ягненка, двух молочных поросят и четырех белоснежных голубей; по тропинке, указанной ей жрецом, она поднялась к храму Геркулеса. Жрец открыл дверь храма и принял дары бедной рабыни.

Продолжая в течение следующих пяти-шести дней свои прогулки к храму Геркулеса, Эвтибида ловко прощупывала душу Аия Стендидия (так звали жреца) и подготовляла его к тем предложениям, которые она решила ему сделать. Наконец она призналась ему, что она вовсе не рабыня, что она служит у римлян, что Красе щедро вознаградит за услуги и его и остальных жрецов. А требуется от них, чтобы они указали место в стене, где можно было бы произвести неожиданное нападение на город.

Жрец, уже подготовленный к такой беседе, сначала притворился изумленным.

— Так ты не эфиопка-рабыня? Гречанка.., преданная интересам римлян? Ловко же ты притворялась!

— Это была военная хитрость…

— Я не обвиняю тебя. Всевышние боги защищают дело римлян, справедливо прославленных за их благочестие. Жрецы Геркулеса должны быть на стороне римлян, преданнейших почитателей нашего бога, в честь которого они в своих городах воздвигли шесть великолепных храмов.

— Значит, ты поможешь планам Красса? — спросила гречанка, сверкая глазами от радости.

— Постараюсь, сколько могу.., чем только могу… — ответил жрец.

Они быстро пришли к соглашению. Жрец сказал, что хотя он подвергается большим опасностям при попытке войти в город, но тем не менее пойдет туда под каким-либо благовидным предлогом; он надеялся на поддержку со стороны Мирцы: как только та придет в храм, он вместе с ней пойдет в город. Он добавил, что знает тропинку, которая ведет через обрывистые и крутые склоны к одному месту, где стены почти разрушены и откуда, даже если бы это место было сильно укреплено гладиаторами, нетрудно ворваться в город. Эвтибида обещала жрецу десять талантов в счет большого вознаграждения, которое он получит от Красса, когда дело будет сделано.

На следующую ночь, сняв с немалым трудом с лица каштановую краску, Эвтибида оделась в военный костюм, отправилась в храм Геркулеса, но не нашла Аия Стендидия в храме; от других жрецов она узнала, что Мирца накануне приходила принести жертвы Геркулесу, и Аий Стендидий ушел с ней в город.

С

сердцем, трепещущим и колеблющимся между надеждой и страхом, ждала Эвтибида целый день, спрятавшись в храме, возвращения жреца. Он пришел к вечеру и рассказал, что место, где стена была разрушена, заново восстановлено Спартаком, который, как предусмотрительный полководец, уже давно обследовал все стены и укрепил слабые места.

Эвтибида была очень огорчена сообщением жреца. Она бесилась и проклинала предусмотрительность Спартака.

Погрузившись надолго в свои мысли, она наконец спросила жреца:

— А Мирца, сестра гладиатора, когда она придет снова в этот храм?

— Но.., я не знаю… — ответил нерешительно жрец, — вероятно.., она придет послезавтра.., в день антимахий — праздника в честь Геркулеса, во время которого в память о бегстве его в женской одежде с острова Коса обычно приносятся в жертву нашему богу женские платья. Сестра фракийца сказала мне, что она намерена придти послезавтра в храм, чтобы совершить такое жертвоприношение с целью испросить покровительство бога оружию восставших рабов и в особенности своему брату!

— А! Юпитер, ты справедлив! Справедлив и ты. Геркулес! Справедливы все боги Олимпа! — подняв глаза к небу с выражением жестокой радости, воскликнула гречанка. — Я отомщу страшнее, чем мстила ему до сих пор. Это будет настоящая кровавая месть!

— О какой мести говоришь ты? — спросил с удивлением жрец. — Ты знаешь, что боги не одобряют и не покровительствуют мести…

— Да, но если эта месть вызвана тяжким оскорблением, если такое оскорбление нанесено без всякого основания… О, тогда, наверно, даже боги неба, не только боги ада, одобряют месть и помогают ей, — сказала Эвтибида. Она сняла с плеч толстую золотую цепь, к которой был привешен ее маленький меч с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями, и подала все это Стендидию.

— Не правда ли, Стендидий? — прибавила она в то время как жрец жадными взорами окидывал полученный дар, — не правда ли, справедливая месть угодна и небесным богам?

— Конечно.., когда она справедлива.., когда обида была несправедлива, — ответил тот, — и потом разве месть не была названа радостью богов?

Эвтибида сняла с головы серебряный шлем, обвитый сверху маленькой золотой змейкой с двумя огромными рубинами вместо глаз, и протянула его жрецу.

Пока жрец, жадно сверкая глазами, разглядывал новые драгоценные дары, она продолжала:

— Непобедимому Геркулесу подношу я эти ничтожные вещи, а завтра принесу еще десять талантов… Непобедимому Геркулесу, — и она сильно подчеркнула последние два слова, — для того, чтобы ты помог мне осуществить мою месть.

— Клянусь Кастором и Поллуксом! — воскликнул жрец. — Раз она справедлива.., конечно, надо, чтобы я тебе помог! Клянусь скипетром Прозерпины!

— Ты должен спрятать здесь завтра ночью двух храбрых и верных воинов.

— Здесь?.. В храме?.. Осквернить священное место божественного Геркулеса?.. Подвергнуться риску быть повешенным гладиаторами, если они случайно найдут здесь твоих двух воинов? — сказал, отступив на два шага, жрец.