Спартанский лев
Шрифт:
Леотихиду пришлось покинуть герусию, поскольку по закону в заседании не имел права принимать участие тот, кому выдвинуто даже малейшее обвинение в чём-то неблаговидном. Тем более — тот, над кем нависла угроза быть изгнанным из отечества.
Леотихид пришёл домой в величайшей тревоге, понимая, что если возобладает мнение старейшины Евриклида перевесом хотя бы в один голос, ему не избежать изгнания, а может, и смерти.
Вот почему, когда перед взором Леотихида предстал Леарх, полный беспокойства из-за случившегося с ним в доме Леонида, дружеской беседы не получилось. У Леарха язык не
«Мне бы твои печали, мальчик!» — с лёгкой досадой думал Леотихид, вернувшись в свою комнату, чтобы и дальше томиться ожиданием исхода заседания в герусии.
После полудня, как всегда, наступало время трапезы. Старейшины, цари и эфоры расходились по домам, чтобы через два часа опять собраться вместе в стенах герусии. Если срочных дел не было, то деятельность государственных мужей в такие дни обычно продолжалась только до полудня.
Леотихид уже собрался подкрепиться лёгким завтраком, а заодно и расспросить Леарха, почему Симонид не заходит в гости, хотя часто бывает у царя Леонида и у Астидамии. И как получилось, что старшим возлюбленным Леарха опять-таки стал Леонид, обойдя и здесь Леотихида.
Однако раб-привратник сообщил Леотихиду, что к нему в гости пожаловал Евриклид и с ним ещё трое старейшин.
— Они желают говорить с тобой, господин.
— Что-то срочное? — Леотихид ощутил предательский холодок в груди. — Они принесли постановление совета старейшин?
— Евриклид говорит, что у него к тебе дело, господин. — Раб вновь поклонился.
«У него ко мне дело... — промелькнуло в голове у Леотихида. — Если бы меня приговорили к изгнанию или смерти, то гордец Евриклид вряд ли заявился бы. Значит, ещё не всё потеряно!»
— Впусти их, — кивнул рабу Леотихид. — Да проверь, чтобы были без оружия!
— Как ты напуган, Леотихид. Как ты напуган! — с такими словами Евриклид вступил в комнату, где сын Менара ожидал незваных гостей, восседая на стуле с подлокотниками. — Это свидетельствует о том, что ты чувствуешь за собой вину в деле Демарата, а также и смерти персидских послов.
Евриклид остановился перед сидящим Леотихидом и воззрился на него глазами человека, который всю свою жизнь сторонился людей слабовольных и падких па излишние наслаждения.
— Какой ты спартанец после этого, — промолвил Евриклид с брезгливостью и негодованием в голосе. — Какой ты после этого гераклид! А ну, слезай!
Властным жестом руки Евриклид согнал Леотихида с кресла и уселся в него сам.
— Садитесь и вы, друзья, кто где пожелает, — кивнул он своим седовласым спутникам.
Старейшины уселись на скамью. Длиннобородые и длинноволосые, с подчёркнуто прямыми спинами, они с нескрываемым осуждением взирали на Леотихида из-под насупленных бровей, сжимая в руках длинные посохи, символы власти.
Леотихид всегда робел перед Евриклидом, зная, что тот и в свои преклонные годы по-прежнему прекрасно владеет мечом и копьём,
— С чего ты взял, уважаемый Евриклид, что я напуган? — усмехнулся Леотихид, придвинув к себе дифрос [99] . — Рад всех вас видеть в своём доме!
— Твой раб с таким тщанием обыскивал нас, что мне сразу стало ясно: ты объят страхом, — процедил сквозь зубы Евриклид. — Честному человеку некого опасаться.
99
Дифрос — стул без спинки.
Леотихид ничего не сказал на это, неопределённо пожав плечами.
— Твоя радость сейчас поубавится, сын Менара, когда ты узнаешь о цели нашего прихода, — сказал один из старейшин по имени Феретиад. Он был двоюродным братом Евриклида.
Улыбка сбежала с лица Леотихида, в глазах появилось беспокойство.
— Постановления совета о твоём изгнании или привлечении тебя к суду за сообщество в кознях Клеомена у нас к сожалению нет. — Евриклид словно читал мысли испуганного Леотихида. — Мы пришли к тебе с другим, сын Менара. Мы хотим, чтобы ты сам смыл с себя позорное пятно. Тогда спартанцы проникнутся к тебе уважением. Уважение это распространится и на твоего сына Зевксидама. Про него станут говорить, что он — сын достойного отца.
— Истинного гераклида! — вставил Феретиад.
— А сейчас, стало быть, я не истинный гераклид? — желчно усмехнулся Леотихид. — По-вашему, я незаконнорождённый, что ли?
— Я не об этом, — поморщился Евриклид. — Ни у кого из нас нет сомнений, что ты — чистокровный гражданин Спарты. Я имею в виду то, что ты опозорил род Эврипонтидов, оклеветав Демарата.
— И вы предлагаете мне добровольно уйти в изгнание? — Леотихид оглядел своих гостей.
— Не только уйти в изгнание, но и добровольно принять смерть во имя Спарты, — сделал поправку Феретиад.
Два его молчаливых соседа согласно закивали головами.
— Даже так? — изумился Леотихид.
— В прорицании Зевса Додонского ясно сказано: искупление может быть только одно — смерть за смерть, — сказал Евриклид. — На тебе есть вина за смерть персидских послов, ибо ты всегда и во всём поддакивал Клеомену. Поэтому, Леотихид, справедливости ради...
Евриклид невольно запнулся, так как за стеной в соседней комнате вдруг раздались громкие сладострастные стоны. Жена Леотихида явно была не одна и занималась тем, что доставляло ей невыразимое удовольствие.
Сидевшие на скамье старейшины молча переглянулись.
Леотихид же, нимало не смущаясь, заметил:
— Прошу, не отвлекайся, уважаемый Евриклид. Я внимательно слушаю тебя.
— Справедливости ради, Леотихид, тебе следует отдаться во власть персидского царя и принять смерть от его слуг, — холодно продолжил Евриклид. — Это будет справедливейшим возмещением и для персов, и для богов. Однако...
Евриклид опять замолк, ибо сладостные женские стоны за стеной перешли в исступлённый прерывистый крик.