Спасатели веера
Шрифт:
Даймон, ограниченный с трех сторон вращением мечей Яросвета, Уэтля и Никиты, принял облик старика с посохом, чем-то похожего на Праселка-Дуггура. Сгорбился, опираясь на посох, глядя на Сухова-мага с неопределенной миной. Земля перестала шататься, ураган стих, туча земли и пыли осела, и в наступившей тишине раздался скрипучий голос Великого игвы:
— Гиибель недооценила тебя, Посланник. Но отсюда, из этого хрона, тебе не выйти даже с помощью друзей.
— Сиката га най, — ответил Никита хрипло, разведя руками.
Такэда, цеплявшийся за плечо Яросвета, засмеялся. И смех его заставил Великого
— Он соберет всех игв и вернется, — сказал Сухов.
— Вряд ли, — не согласился Яросвет. — Игвы — еще большие индивидуалисты, чем маги-творцы, они суперэгоисты, а Даймон к тому же уязвлен. Он постарается настичь тебя и отомстить.
— Ничего, Посланник теперь битый зверь, — заметил Уэ-Уэтеотль.
Такэда снова засмеялся.
— У нас говорят — стреляный волк.
Вслед за Такэдой засмеялся с облегчением и Никита, потом Яросвет, и даже Уэ-Уэтеотль, олицетворявший собой идеал бесстрастия, позволил себе улыбнуться. Хотя все понимали, что битва не выиграна, что против всех Великих игв им не выстоять, не говоря уже о Люцифере, что главные события впереди и на Посланнике лежит основная забота объединения магов-творцов и созидателей, вершителей судеб вселенных, проводников закона Абсолютной этики, которому подчинялся весь Веер Миров.
Уцелевшие обитатели Язвы, в том числе и старуха Ягойой, которая не решилась выступить ни на чьей стороне, настороженно наблюдали за ними из-за деревьев не тронутого огнем и распадом леса на границе поля битвы.
Путь от Мировой Язвы до вотчины князя Мстиши занял один день.
Оставив позади жуткую, черную с фиолетовым и багровым, стокилометровую пологую воронку глубиной в несколько сот метров, со склонами, вспаханными боем магов с демоном, четверо путешественников перебрались с помощью Никиты через Огнь-реку, вернее, с помощью его меча отловили диких степных лошадей-меригиппусов, у которых вместо копыт были пятипалые львиные лапы, и за полдня доскакали до Охранного Городища, где с помощью Яросвета нашли еще один годный к полету вертолет. Золотой полоз, охраняющий кладбище боевых машин, оставшихся от прошлой Битвы, так и не проснулся, окаменев вокруг Городища навеки.
— Значит, работающая техника — твой запас? — полюбопытствовал Никита, взирая на вертолет с двумя винтами.
Яросвет, ставший Мстишей (все трое обрели свой обычный человеческий вид), качнул головой:
— Не знаю, с какой целью, но вся работоспособная техника оставлена здесь Семеркой. Естественно, я иногда пользуюсь ею.
— Судя по всему, не только ты.
Мстиша, вспомнив военный вертолет, нахмурился.
— Я приму меры.
— Надо говорить: я сотворю меры. Маг ты или погулять вышел?
— Хочешь испытать? Давай на спор…
— А я разобью. Половина — моя.
— Чего половина?
— А того, на что спорите.
Захохотав, Никита и Мстиша бросились
— Всех победиша, а меня забыша.
— А чего ты хочешь? — повернул к нему раскрасневшееся лицо Никита.
— Да хотя бы есть.
— Дома… через час… — с натугой выговорил Мстиша, лежавший в самом низу. — Отпусти, индеец!
— Чудотворцы! — хмыкнул Толя. — Пацаны совсем. Лучше б меня научили творить чудеса.
Все трое перестали возиться, поднялись, счищая с одежды песок и грязь, переглянулись и одновременно глянули на инженера. На одно долгое мгновение тому показалось, что он все понимает, видит и чувствует, способен выразить любое понятие через символы и знаки любого языка, может сделать все, что захочет. Глубина видения-чувствования потрясла! Вселенная раскрылась перед ним и… закрылась, с болью воткнув в трехмерье человеческого бытия, оставив сожаление и тоску о несбывшихся надеждах. Такэда с трудом удержался на ногах, не видя ничего перед собой из-за навернувшихся слез.
Чувствуя смущение, Мстиша и Уэтль полезли в кабину вертолета, начиная новую шутливую перебранку. Никита положил на плечо другу тяжелую горячую руку.
— Не обижайся, Оямович, но праджни [64] тебе не под силу, как и прямая мысль-действие. Вообще никому из людей не под силу, за редким исключением. Человек — существо не космическое, он был и будет привязан к земле, к поверхности планет, и ничего тут не поделаешь.
Такэда улыбнулся, прошипел сквозь зубы, приходя в себя, обнял Сухова за талию:
64
наивысшая способность понимания (инд.).
— Все в норме, утешитель… «исключение». Я и сам знаю, что пси-энергант из меня не получится, зато со мной можно дружить, э?
Никита с облегчением хлопнул ладонью по ладони товарища, как в старые добрые времена.
Путешествие по воздуху до столицы Свентаны длилось всего час. Но как ни быстро летел вертолет, молва о победных сражениях Яросвета и великого князя облетела город еще быстрее. Когда винтокрылая машина села в пригороде — посаде, ее тотчас же окружила толпа ликующих горожан и приезжих; никто не испугался летающей и ревущей машины, все давно привыкли к чудесам и умели отличать добрые от злых.
Все четверо вылезли из кабины в воинских доспехах, разве что без шлемов: «одежда» Сухова и Такэды — диморфанты, конечно, — могла изменяться в широчайшем спектре костюмов всех эпох, Уэ-Уэтеотль создал себе видимость кольчуги и лат, ну, а Мстиша был изначально экипирован как русский витязь. Лишь эмблема на щите — медведь с мечом на красном фоне — указывала на его принадлежность к княжескому роду.
У Никиты екнуло сердце, когда Лада, жена князя, бросилась мужу на грудь, встретив его еще за воротами детинца. Она была так похожа на Ксению, что не верилось, что это не она.