Спасатели веера
Шрифт:
— Я знаю причину вашего появления, — продолжал своим специфическим пси-голосом Итангейя. — Но боюсь, разочарую. Вряд ли у меня найдется время, чтобы помочь вам. Я и так уже отстаю от плана работ, встречая вас.
Ошеломленный Такэда посмотрел на Никиту, который прятал свои чувства под вежливой улыбкой.
— Что ж, значит, не судьба, — кивнул Сухов. — И все же я прошу архонта уделить нам толику внимания. Не могли бы мы отдохнуть у вас и обменяться кое-какой информацией?
Маг-лемур колебался мгновение. Раздвоился. Один из его двойников бесшумно исчез, породив сотрясение интерьера, а второй сделал приглашающий жест, также изменивший обстановку:
— Думайте за мной.
— Как это? —
— Никак, — ответил Никита, беря Толю за руку. — Тебе думать вредно.
В то же мгновение зал с меняющейся геометрией интерьера исчез. Люди оказались как бы в глубоком каменном мешке: четыре шершавые серо-коричневые стены вокруг, гладкий пол, светлый зелено-желтый квадрат неба над головой. Толя открыл рот, чтобы задать вопрос — куда девался лемур, но в это время каменные стены колодца превратились в зеркала, отразившие землян и их отражения бесконечное число раз.
Такэда поднял руку — отражения сделали то же самое, однако с явным разбросом скорости: «дальние» двигались медленнее, да и не остановились на взмахе руки, а продолжали жить уже вне объекта отражения, своей жизнью. Вытаращив глаза, Толя смотрел, как «толпа» его двойников движется в теснине зеркал, собираясь в группки «беседующих» или выполняющих какую-то странную гимнастику. Опомнившись, прошипел сквозь зубы в своей манере:
— Ты колдуешь, что ли, или это местное колдовство?
Никита издал негромкий смешок.
— Кто-то когда-то сказал, что развитая технология неотличима от магии [70] . Так вот, мы находимся в мире, цивилизация которого достигла высот технологического развития и не погибла при этом. Итангейя, конечно, не рядовой ее представитель, а пси-энергант высокого класса, но и соотечественники его по возможностям близки к магам.
— Что же он так невежлив? От ворот поворот…
— Они так живут. Их цивилизация базируется на внегенетическом усвоении информации, и лемурам приходится учиться всю жизнь, начиная с момента рождения. А живут они не вечно.
70
А.Кларк.
— Все равно… — Такэда не договорил.
Зеркала погасли, колодец исчез, вокруг раскинулась блистающая пустыня с редкими столбообразными скалами и белым песком. Только небо не изменилось, разве что приобрело сочность и глубину.
— Вот видишь, — понизил голос Никита. — Твое неприятие меняет здешний ландшафт не в лучшую сторону. Их мир исключительно сильно реагирует на пси-излучение.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это я виноват в изменении среды?
— Именно. Мыслят лемуры не словами, а образами, причем очень сложными и точными, и мир их невозможно увидеть и охватить земным зрением, как и описать словами.
Толя помолчал.
— А где мы сейчас? Там же, возле темпорала?
От его голоса пейзаж заколебался и поплыл, но Такэда уже контролировал свои мысли и эмоции, и пустыня устояла.
— Как тебе сказать… там и не там. Этот мир многослоен… не многомерен, а именно многослоен, то есть имеет дополнительный ряд линейных измерений, «перпендикулярных» трем основным. А мы по отношению к нему находимся вовне — как разумные иномерные ансамбли и внутри — как подсистемы, способные адаптироваться и жить самостоятельно в своих слоях. Ладно, я вижу, как скрипят и дымятся твои извилины, потом договорим. Чтобы проиллюстрировать их геометрию, я и отключил свое «думайте за мной» — помнишь? Представь, где бы я хотел оказаться.
Такэда представил, и они очутились в самой настоящей сауне! С парилками — сухой и мокрой, с душем и огромным бассейном с прозрачно-голубой
Сухов засмеялся:
— Будь по-твоему. Пошли раздеваться, я тоже соскучился по бане.
Толя хотел спросить: «А здесь все настоящее или на уровне внушения?» — но тут же поспешил прогнать эту вредную мысль.
Однако их кайф длился недолго. После мисоги [71] , как назвал Толя процесс мытья в бане, их покормили (стол, казалось, сотворял блюда сам и убирал их без посторонней помощи), препроводили в комнату, напоминавшую гостиную Ксении — это уже сработали воспоминания и эмоции Никиты, и в кресле за столиком с фруктами появился лемур Итангейя. Как выяснилось — двойник мага, который «полностью» объявился только при отбытии гостей.
71
обряд очищения водой (яп.).
— Я уполномочен обсудить ваши проблемы, — без обиняков заявил чернолицый хозяин; так и осталось невыясненным — был ли серебристо-серый пух естественной порослью, покрывавшей все его тело, или костюмом без швов, молний, карманов и пуговиц.
Сухов потемнел, но сдержался. Сказал тихо:
— Мой товарищ не владеет пси-связью, поэтому прошу перейти на звуковой обмен.
— Нет возражений, — проговорил Итангейя на чистом русском языке. Голос его был музыкален и нежен. — Я понимаю ваши чувства, но помочь ничем не могу. Мы, наверное, покажемся вам эгоистичными и высокомерными, но это стандартная точка зрения землянина, не получившего того, что он хотел. В отличие от вашей — цивилизации потребления, цивилизация Пер-нон-Пера видит цель в мышлении и познании, в самопознании, в созидании сложнейших изощренных философских и эстетических систем, важность и этический потенциал которых намного превышает любые прагматические устремления. Поэтому у нас нет ни времени, ни интереса, ни желания участвовать в каких-либо проектах, ценность и целесообразность которых сомнительна.
В помещении, стилизованном под земное жилище, заметно похолодало. Толя обеспокоенно глянул на друга: не его ли эмоций дело? Проговорил предупреждающе:
— Э-э… а вот… м-м…
— Боюсь, вы не совсем понимаете ситуацию, — перебил его Никита. — Если Люцифер взломает стену потенциального барьера, отделяющего заблокированный хрон Хаоса от Веера, ваш мир исчезнет точно так же, как и наш, и весь Шаданакар.
— Пусть так, хотя я не уверен в этом. Однако вы плохо знаете пернонцев. Ведь вы предлагаете ограничить свободу того, кого называете Люцифером, с помощью силы? А наше кредо или, если хотите, религия — ненасилие.
Снова в комнате повисло молчание.
Глаза Никиты сузились.
— Ненасилие в принципе — тоже своего рода демонстрация силы. Но я вас, кажется, понимаю.
— Еще не совсем. — Тон Итангейи остался доброжелательным и одновременно твердым. Он не только был материальным творцом в своем хроне-Вселенной, он был его Законом, а человек в свое время недаром вывел формулу: dura lex — sed lex [72] .
— Дело в том, что мы относимся к этому существу иначе, — продолжал архонт. — Люцифер уникален! В том числе и тем, что он — единственная в обозримой Вселенной разумная сила, стремящаяся к разрушению через созидание.
72
Закон суров, но таков закон (лат.).