Спасение
Шрифт:
— Так много? — изумилось Элдлунд. — Не может быть!
— Но так и есть, — подтвердил я. — И всегда было. С двадцать первого века процент немного упал, потому что наша экономика наладилась и снизила уровень недовольства в обществе. Но все равно цифры ошеломляют. Хуже того, с такими количествами не справляются даже наши сети и Ген 7 Тьюринги. Люди вечно ворчат, что мы живем в полицейском государстве, что авторитарные правительства следят за каждым их шагом. А на самом деле властям — по крайней мере, в Универсалии — нет дела до отдельного человека.
— Пока он не перестанет платить налоги, — буркнул Каллум.
— Туше, — признал
— Утопийское правительство больше заботится о благополучии граждан, — заявила Джессика. — Это основа нашей конституции.
— Похвально, — усмехнулась Кандара. — Но и у вас случаются пропажи.
— Крошечный процент.
— Мы здесь для экспертизы чужого корабля, — напомнил я, — а не для политических склок.
Алик фыркнул.
— Итак, те, для кого Батист похищал людей, наняли Меланому уничтожить улики? — спросил он.
— Мы пришли к тому же выводу, — кивнула Джессика. — Какая–нибудь медицинская исследовательская компания с деньгами, нулевой этикой и подпольными связями.
На дальнем конце салона Элдлунд отставило свою чашку.
— А эта убийца, наемница или кто там она есть, — Меланома? Вы ее нашли? Или еще ищете?
— Мы всегда ее ищем, — сказал Юрий. — Как и все прочие.
— Крутая сука, — проворчал Алик. — Ее даже Бюро не может найти.
— Так вам она известна? — проницательно заметил Каллум.
— Она мелькала в одном из моих дел.
— Вы ее поймали?
Я отметил, с каким скрипом неподвижные мускулы Алика складываются в недовольную гримасу.
— Нет. Но то дело было не из обычных.
— Что в нем необычного? — спросил Каллум.
— То расследование, строго говоря, вело не Бюро. Меня попросили о личной услуге: знаете, помочь знакомому знакомого — нужен был человек со связями, хотя бы через вторые руки, в глобальных политкомитетах…
Алик работает по знакомству
Четырнадцатое января, без четверти полночь, и метет так, словно дьявол, заглянув в Нью–Йорк на вечеринку, не закрыл за собой двери. А повеселился князь тьмы, решил Алик, на полную катушку. Он рассматривал труп, с которого кто–то из прибывших на место преступления копов сдвинул простыню. Алику не дали закончить ужин, а теперь и о завтраке думать не хотелось.
Девушка, насколько он мог судить, была природной блондинкой. Это всегда выдают корни волос. А оскальпировавший ее психопат оставил немного корней. И голова еще держалась на шее, хотя от конечностей мало что сохранилось. Алик перевел взгляд на стену, изрисованную тошнотворной кровавой фреской со сгустками плоти в выбоинах от пуль. Когда жертва еще стояла на ногах, кто–то, чтобы ее свалить, использовал медвежий калибр. Как специалист Алик мог предположить, что сначала ей отстрелили руки, затем голени ног. Оскальпировали в последнюю очередь. Возможно, в тот момент она была еще жива, но от потери крови и шока наверняка лежала без сознания. И слава богу.
— Черти сраные, — протянул Алик, оборачиваясь к детективу Саловицу.
Лицо у копа было цвета дохлой рыбы, но, на взгляд Алика, все же приятнее, чем зрелище убитой блондинки.
— Я вас предупреждал, — сказал Саловиц. — Остальные не многим лучше.
— Да ведь она здесь одна?
Алик приехал на полчаса позже нью–йоркской полиции, которая взломала квартиру,
— Да, — согласился Саловиц. — Остальные по всему дому.
Алик как следует оглядел помещение. Оно было просторным, обставлено в классическом стиле ар–деко; войдя в квартиру, он будто попал в двадцатые годы двадцатого века. Подлинную, как напоказ, мебель того периода расставили так, чтобы увлекать взгляд в одном направлении. Оно и понятно: Алик находился на семнадцатом этаже здания в квартале на западе от Центрального парка. Одна стена оказалась сплошь стеклянной и открывала вид на миллиард долларов — на весь парк, уютно спящий под пушистым снежным покрывалом. Алик подошел полюбоваться. Стекло было программируемым: умело стекать вниз, открывая выход на узкий балкончик.
Выглянув наружу, Алик увидел отпечатки на снегу.
— Подойдите–ка, посмотрите, — позвал он Саловица.
Тот прижался лицом к стеклу, оставив ниже ноздрей облачка тумана.
— И что?
— Следы ног. Трех, а может, и четырех пар.
— Угу. Никто отсюда не падал, если вы об этом. Не то мы бы нашли тело внизу, когда входили.
Алик проглотил вздох. Саловиц ему нравился, право. Детектив повидал достаточно темных сторон жизни, чтобы разбираться, как все устроено, какая грязная политическая сеть питает столь гладко функционирующий город. Если Алик вмешивался в то или иное дело, у Саловица хватало ума без вопросов принимать самые дурацкие предлоги. И все же бывали моменты, когда Алику думалось, что Саловиц получил свой значок в результате «позитивной дискриминации» в пользу патологических тупиц.
— Посмотрите хорошенько. Скажите, куда ведут эти следы?
Саловиц присмотрелся:
— Ах ты, черт!
Указанный Аликом след начинался от каменной балюстрады и шел к стеклу. В одну сторону.
— Они вошли от соседей, — заключил Алик. — Запустили какую–нибудь охрененную техноакробатику, чтобы перебраться с соседнего балкона.
— Ладно, — сказал Саловиц. — Настрою районный Ген 7 Тьюринг на проверку соседей, владельцев и доступа.
— Хорошо. И пусть экспертиза в первую очередь займется балконом. Отпечатки засыпает снег, бог весть сколько остаточных следов он уничтожит.
— Конечно.
Саловиц отошел к напарнику, детективу Бицку. Алик повернулся к Николаю Кристиансону из группы экспертизы: тот деловито управлял цепочкой похожих на улиток микродронов. Дюжина таких медленно ползала по ковру вокруг трупа, учитывая каждую частицу, нащупанную их молекулярными датчиками.
Алик велел своему альтэго Шанго установить безопасную связь с Кристиансоном.
— Вы уже занялись взломом?
Взгляд Кристиансона скользнул в сторону, напомнив Алику о давнем школьном противостоянии между качками и ботаниками — у страшно секретных агентов было то же самое, и Кристиансон, вероятно, испытал это на себе.