Спасение
Шрифт:
— В таком случае, неудивительно, что они вымерли, — фыркнул Сумрак.
— Зато у них были камни, — напомнила полярная сова.
— Камни? Да какой от них прок?! — процедил Сумрак.
— Еще какой! Из них можно строить — дворцы, церкви, ограду для садов.
— А зачем нужно огораживать сад? — удивился Копуша.
На их острове прекрасные сады незаметно переходили в заросли папоротников и поросшую дикими цветами луговину.
— Откуда я знаю? — огрызнулась сова и принялась раскладывать перед гостями свежих полевок и пару сусликов. Внезапно она прыснула со смеху, так что с ее закопченных щек посыпалась сажа.
—
— Мягко говоря, нет, — призналась Гильфи.
— Она добрая душа, но мы совсем разные. Мы родились в Северных царствах, за Ледяными проливами, на восточном берегу Моря Вечной Зимы. Считается, что там лежит прародина всех белых сов, но я в это не верю. Там живут и другие совы, не только полярные. Взять, скажем, вашего наставника, Эзилриба. Сам он пятнистая совка, а родился на небольшом островке, что расположен возле моего бывшего дома. Честно сказать, жизнь там страшная. Вечная война соперничающих кланов. Самые свирепые воины исходят с берегов Моря Вечной Зимы. Наши отец с матерью тоже были такими. Но несмотря на свой воинственный дух, они были не чужды искусству, ведь семейство Плонк издревле славится своими певцами. На протяжении тысячелетий в каждом совином государстве поют певцы из рода Плонк.
Должность певца Великого Древа Га'Хуула — наследственная, и ее может занимать лишь одна, самая лучшая полярная сова в каждом поколении. Такой совой оказалась моя сестра, Брунвелла. Что ж, с этим еще можно было как-то смириться, но смириться с мачехой — нет уж, увольте!
Моя мать погибла в Битве Ледяных Когтей — последней схватке большой войны Ледяных Когтей. Вскоре после этого мой папаша нашел себе новую подругу, жуткую старую полярную сову. Она обращалась со мной, как с куском чаечьего помета. Перед сестрой-то она лебезила, ну как же, Брунвелла со дня на день должна была стать певицей Великого Древа! В конце концов, мне пришлось убраться. Даже Брунвелла понимала, что я не могу больше оставаться в нашем дупле. А папаша был просто околдован этой дрянью! Он свято верил, что она не может сделать ничего дурного. Я долго не знала, куда мне податься. Что-то подсказывало мне, что я должна не просто убраться подальше от своей семейки, но найти в жизни новое дело. У меня был очень неплохой голос. Пусть не самый прекрасный для представительницы рода Плонк, но во много раз лучше, чем у других сов. Но я не хотела быть певицей. Кроме того, я никогда не была такой красоткой, как Брунвелла. У меня чуть сероватый оттенок оперения, поэтому, когда я линяю, на теле видны некрасивые белые пятна. Мачеха, кстати, так меня и звала: «Пятнашка-замарашка!»
— Какая жестокость! — ахнула Гильфи. — А как вас зовут по-настоящему?
«Интересно, скажет или нет?» — подумал Сорен, впиваясь глазами в сову.
— Настоящее имя?
— Да, — еле слышно повторила Гильфи, почувствовав, что случайно вторглась на запретную территорию.
— Это знаю я, и только я.
«А как же твоя сестра? — пронеслось в голове у Сорена. — Она-то знает? Кстати, а какая разница между истинным и настоящим именем? И существует ли эта разница?»
— Так на чем я остановилась? Ах да, я искала чего-то другого, нового. Я хотела навсегда отделить себя от Плонков. Моя сестра любила меня, но отцу было наплевать. Мне не к кому было обратиться. Поэтому я просто ушла. Больше года я летала над Северными царствами, пока не познакомилась с Октавией.
— Конечно! — хором закричали друзья.
— Она прислуживает Эзилрибу и вашей сестре, — пояснил Сорен.
— Вот как? Значит, сейчас она работает на Брунвеллу? Ах, Октавия! Добрая душа, золотое сердце. Я познакомилась с ней до того, как она ослепла.
Друзья недоверчиво вытаращили глаза.
— Вы хотите сказать, — переспросила Гильфи, — что она не родилась слепой?
— Я слышал о том, что она когда-то была зрячей, но я никогда в это не верил, — вставил Сорен. — Мне казалось, все домашние змеи рождаются слепыми.
— Так оно есть, но Октавия — не домашняя змея. Неужели вы не заметили, что она не розовая, как все остальные, а зеленовато-голубая?
Сорен давно это отметил. Он всегда поражался бледно-изумрудному отливу на чешуе Октавии.
— Это целая история… Ладно, речь у нас сейчас не об этом. Именно Октавия рассказала мне об одиноком кузнеце с острова Черной Гагары — Глауксом забытого местечка, постоянно обдуваемого ледяными штормами и бурями, где нет ни деревца, ни даже жалкой травинки. Про этого кузнеца говорили, что равных ему нет на всей земле. Вот я и отправилась туда. Хотела научиться ковать боевые когти. Мечтала отомстить за смерть своей матери. По ночам я видела во сне, как рву в клочья сделанными мною когтями весь клан, погубивший мою мать. Как говорится, у меня был огонь в желудке. Как видите, кузнечное дело подходило мне куда больше, чем пение. — Белая сова вздохнула и неожиданно просияла от счастья. — А потом я выковала великолепные когти и убила ими свою мачеху.
— Вы прикончили свою мачеху? — восхищенно ухнул Сумрак. Он не знал своих родителей, поэтому не испытывал никакого уважения к семейным ценностям, зато отвратительное поведение злой мачехи вызвало в его желудке целую бурю. Вдруг Сумрак опустил глаза в неловкой попытке изобразить смущение, о котором, по глубокому убеждению Сорена, не имел и малейшего понятия. — Вы только не подумайте, что я такой уж кровожадный!
— Ха! — хмыкнули трое его друзей.
— Вовсе я не кровожадный! — упрямо заявил Сумрак, лукаво подмигивая им.
Все видели, что он едва сдерживает любопытство.
— А как вы это сделали? Быстро полоснули по глотке? Или у вас была драка, коготь на коготь? Вы ударили ее клювом в живот?
— Какая разница! — перебил его Сорен. — Я другого не понял, зачем вы это сделали? Ваша мачеха, конечно, была очень плохой птицей, но неужели настолько плохой?
— Она предала моего отца. Выяснилось, что она с самого начала была шпионкой враждебного клана. Она давно планировала выйти замуж за моего отца и только выжидала момент, когда им удастся избавиться от моей матери.
— Но как вы об этом узнали? — спросил Копуша.
— У меня были свои способы. Работая кузнецом, узнаешь много интересного. Кто только не приходит к тебе за товаром!
Копуша внимательно посмотрел на закопченную полярную сову.
— Октавия тоже имела какое-то отношение к этому? Или… — начал было он, но белая сова вдруг захлопала крыльями и не дала ему закончить.
«Странная суетливость!» — отметил про себя Сорен.
Полярная сова вдруг перестала рассказывать. Она вела себя очень гостеприимно, потчевала их лучшими кусочками полевки, заботливо устроила в уютные каменные ниши на ночлег, но больше не проронила ни слова о своем прошлом.