Спасенное сокровище
Шрифт:
Шиле полез обратно и — бац! — ударился головой о решетку.
— Правда? — недоверчиво спросил он, потирая затылок.
— Конечно.
Штейгер не мог понять, шутит Брозовский или говорит серьезно.
— А я к вам как раз по этому поводу, господин Брозовский. У меня кролики дохнут один за другим. Вот вы сейчас сказали про насморк, я и подумал: у жены уже больше месяца не проходит насморк. Может, в этом все дело?
— Ну конечно, не удивительно, что у вас кролики дохнут, — серьезно подтвердил Брозовский.
— Что вы говорите! Вот интересно. Нужно это продумать как следует, — сказал
«Что это — ловушка?» — подумал Отто Брозовский и прочитал штейгеру целую лекцию о разведении кроликов и уходе за ними. Тот поблагодарил с притворной любезностью и вдруг фамильярно обнял Брозовского:
— Знаете, что я еще хотел вам сказать, Брозовский?.. Поступайте-ка к нам в штурмовики.
— Я? — переспросил Брозовский. «Так вот откуда ветер дует!» — подумал он про себя и засмеялся: — Вы же знаете, у меня свой взгляд на вещи.
— Это я уже давно знаю. — Штейгер многозначительно кивнул. — Но теперь многие меняют свои взгляды. Подумайте об этом. Ведь вас здесь все знают. Если вы придете к штурмовикам, за вами последуют и другие шахтеры.
— Знаете что, господин Шиле… — Брозовский с минуту помолчал. — Рабочие знают меня, и они никогда бы не поверили, что я изменил своим убеждениям.
Тогда штейгер пустил в ход свой главный козырь:
— Я хочу вам только добра, Брозовский. Ведь той мелочи, которую вы зарабатываете на починке приемников, вам не хватает даже на хлеб. А вы настоящий горняк. Неужели вам не хочется опять спуститься в шахту?
«Вот негодяй! — подумал Брозовский. — С ним надо держать ухо востро».
— Поразмыслите над тем, что я сказал, господин Брозовский, — продолжал Шиле, — переходите к нам, и все старое будет забыто.
«Все будет забыто»! Перед глазами Брозовского встали замученные пытками товарищи. Забыть? Никогда! Надо всегда помнить об этом и бороться! Теперь, когда его освободили, он в двойном долгу перед товарищами. Он задумчиво покачал головой и повторил:
— Как вы это себе представляете, господин Шиле? Разве можно в один день изменить свои взгляды?
— Но, разумеется, мы дадим вам время подумать.
— Это другое дело. — Брозовский кивнул. Загибая пальцы, он стал считать. — Раз, два, три… одиннадцать, двенадцать. Двенадцать лет я состоял в коммунистической партии… Я тяжел на подъем, господин Шиле. Для того чтобы освоиться с вашим мировоззрением, мне нужно по крайней мере десять-пятнадцать лет. — Брозовский улыбнулся.
Шиле проглотил пилюлю и попытался пошутить:
— Для тысячелетней империи даже десять лет не срок, но, может быть, вы решитесь побыстрее. — Он попрощался. — Я приду еще. А пока… если у вас будут вопросы относительно нашей программы, обращайтесь ко мне.
«Мне стоит лишь подумать о тебе, и я уже знаю, как выглядит ваша кровавая программа», — подумал Отто Брозовский, провожая непрошеного гостя до калитки.
Искушение
«Упрямая башка! Недаром мы так и не дознались, где знамя», — подумал Шиле, шагая по улице.
И вдруг его по голове ударил мяч.
— Хулиганы! — заорал Шиле, поднял мяч и зажал его под мышкой.
Подбежавшим
— Мы ведь не нарочно, господин Шиле. Пожалуйста, отдайте нам мяч.
Шиле собрался уже было разразиться проповедью, но этот мальчуган с умными серыми глазами показался ему знакомым.
— Ты кто такой?
— Петер Брахман.
— Брахман? — Шиле вспомнил забойщика, который высмеял его когда-то перед всеми, потом обвал в шахте. Был, кажется, один убитый… Брахман. — Лет шесть назад во время обвала погиб какой-то Брахман. Он тебе не родственник?
— Мой отец, — кивнул Петер.
— Так это был твой отец, — задумчиво проговорил Шиле. — Твой отец, так, так.
«Что ему от меня нужно?» — недоумевал Петер.
— Твой отец был, кажется, другом Брозовского?
— Да, он был его лучшим другом, — с гордостью подтвердил Петер. — Он знал, что сейчас, когда Брозовского преследовали, многие отрицали свою дружбу с ним, и поэтому поспешно добавил: — Я тоже дружу с Брозовским. Он мне как отец.
— Так, так, — криво усмехнулся Шиле и, рассчитывая захватить мальчишку врасплох, неожиданно выпалил: — Значит, ты знаешь, где знамя?
Петер вздрогнул и побледнел. «Он знает, что я все видел. Но ведь тогда, ночью, во дворе никого не было. Ни души. Откуда же он узнал? А может, он просто хочет поймать меня? Но он сказал это так уверенно…»
Шиле, следивший за мальчуганом, словно кошка за мышью, подметил беспокойство в его ясных серых глазах.
— Ты знаешь, где знамя, Петер Брахман, — сказал он, неторопливо постукивая мячом о мостовую.
Петер молча покачал головой. Тогда Шиле взял его своими толстыми потными пальцами за подбородок и, глядя ему прямо в глаза, заговорил:
— Послушай, что я тебе скажу, мой мальчик. Брозовский спрятал знамя. Это ни от кого не секрет. Ты говоришь, что не знаешь, где он его спрятал? Хорошо, я тебе верю!
Петер облегченно вздохнул. «Теперь надо бежать», — подумал он.
Но Шиле не отпускал его.
«Черт бы тебя побрал!» — выругался Петер про себя и, набравшись храбрости, попросил:
— Господин Шиле, отдайте, пожалуйста, мяч!
Шиле сделал вид, что не замечает протянутой руки.
— Не спеши, мой мальчик, все в свое время. Итак, о чем я говорил? Ах, да… Я хочу верить, что ты и правда не знаешь, где знамя. Еще не знаешь. — Он сделал ударение на «еще». — Но ты легко можешь это узнать. Ты неглупый мальчик. У кого есть глаза, тот видит, у кого есть уши, тот слышит. Ты ведь часто бываешь у Брозовского. Так-то. — Резкий голос Шиле звучал почти нежно. — Тебе стоит только прийти ко мне. Ты ведь знаешь, Петер, где я живу. И ты мне расскажешь все, что тебе удалось узнать. С Брозовским ничего не случится, даю тебе слово. А нам ты сослужишь большую службу, и фюрер тебя не забудет. — Шиле хотел уже отдать Петеру мяч, но вдруг, спохватившись, снова зажал его под мышкой. — И вот еще что, Петер, услуга за услугу. Мы в долгу не останемся. — Шиле мысленно искал что-нибудь подходящее. Деньги? Нет, это не годится. — Постой-ка… Что бы ты сказал, если бы тебя послали в высшую школу в Эйслебен? Не плохо, а?..