Спасенные любовью
Шрифт:
— Послушай, а что делают наши слуги, закончив работу по дому?
— Закончив работу?
— Ты прекрасно слышала мой вопрос с первого раза!
— Боюсь, я не знаю этого. Обычно они уходят на свою половину дома. Наверное, ложатся спать или уходят в город по своим делам. — Лючия отвечала не без удивления, так как не понимала, почему отца вдруг заинтересовал этот вопрос. — А почему, папа, ты захотел об этом узнать?
— Просто кое-кто будет спрашивать меня сегодня вечером, около одиннадцати часов, и я бы предпочел, чтобы никто из слуг не видел моего визитера.
Лючия
— И чего ты хочешь от меня?
— Около входной двери есть небольшая комната. Если ты будешь находиться в ней, то непременно услышишь стук, даже слабый, не так ли?
— Да… да, папа, конечно.
— Тогда, не задавая вопросов, тихо открой дверь и проводи его в мой рабочий кабинет.
— Д-да, папа.
Безусловно, ей очень хотелось узнать, кто это, но отец не любил, когда ему задавали лишние вопросы.
Сэр Джон поднялся из-за стола и, направляясь к дверям, добавил:
— Тогда проследи, чтобы в кабинете было вино, и учти, что нас нельзя беспокоить, так как у нас важное дело.
— Да, папа, конечно, — ответила Лючия и отправилась к Жозефине, чтобы распорядиться насчет вина.
— Сеньор принимает гостя? — поинтересовалась служанка.
— Нет… Не думаю, — ответила Лючия, смешавшись.
— Очень хорошо, сеньорита. Будут ли еще какие-нибудь указания?
— Нет, Жозефина, спасибо, это все.
Они вместе поднялись в салон, и Лючия спросила ее шепотом:
— А ты ничего не… Ничего не слышала?
Служанка отрицательно помотала головой:
— Нет, сеньорита, ничего. Кстати, может быть, мне попросить Педро принести назад вещи, которые мы взяли из дома?
Лючия помедлила с ответом. Слова Жозефины больно резанули ее по сердцу, так как невольно напомнили о том, что павильон теперь пуст.
— Нет, Жозефина, не сейчас. Кто знает, вдруг они снова понадобятся?
Ничего не сказав, Жозефина вышла из салона.
Конечно, это было глупо, но зыбкая надежда, что дон Карлос вернется, еще теплилась в ней, и ей хотелось, чтобы в павильоне все оставалось как было. С одной стороны, Лючия понимала, что его возвращение невозможно, и отметала эту мысль, но с другой — в каждой молитве она просила Господа оградить дона Карлоса от опасностей и о том, чтобы он снова появился в ее жизни.
Кабинет бывшего вице-губернатора находился недалеко от холла, и Лючия в половине одиннадцатого отправилась туда, чтобы посмотреть на портрет. Она села на кожаный стул напротив и стала внимательно смотреть на портрет, освещенный тусклым светом канделябра. Сейчас в неярком мерцании свечи Лючии казалось, что ее возлюбленный хочет выйти наружу из рамок портрета. Закрыв глаза, она снова представила, как руки дона Карлоса обнимают ее дрожащее тело, как его губы касаются ее губ, и на нее снова волной нахлынули воспоминания.
Негромкий стук в дверь заставил ее проснуться от забытья. Стучали очень тихо, так, как обычно делает человек, который не хочет, чтобы все знали о его приходе. Все свечи в холле были давно погашены, и Лючия шла по темному помещению, освещая путь канделябром.
Вставить ключ в замок, поднять тяжелый засов и открыть громоздкую
— Мне нужен сэр Джон Каннингхэм, — услышала она его голос.
— Он ожидает вас в кабинете.
Человек быстро проскользнул в дом, словно боясь, что его еще кто-то увидит. Закрыв дверь на засов, Лючия молча повела незнакомца по темным комнатам и, распахнув дверь в кабинет отца, услышала, как он приветствует вошедшего:
— Добро пожаловать, дон Гомес!
Лючия остолбенела: ночной гость — испанец! Нетрудно было догадаться, что темой их разговора станет оружие, которое ждет своего часа в порту Гуаякиля. Что она почувствовала при этом? Ярость? Отчаяние? Как хотела Лючия, чтобы это оружие, которое так нужно патриотам, попало именно в руки республиканцев! Совсем недавно она слышала, как Чарльз Соуверби сетовал на то, что армии не хватает вооружения, и говорил, что роялисты оснащены им гораздо лучше. «Папа не может так поступить!» — пронеслось в ее голове.
Лючия неслышно приоткрыла «глазок» на старых испанских дверях, в который, очевидно, когда-то смотрел на нежелательных посетителей сам вице-губернатор.
— Итак, вы еще не успели продать оружие мятежникам, — послышался голос испанца. Он говорил на хорошем английском, с легким, чуть уловимым акцентом.
— Совершенно верно, моя цена их не устроила.
— Хорошо, я уполномочен заявить, что мы готовы заплатить вам столько, сколько вы запросите.
— Но вы ведь знаете, что мой груз находится в Гуаякиле, а там Боливар.
— Что ж, вы можете отплыть в какой-нибудь другой порт.
— Это нетрудно, но цена поднимется. Я не хочу оплачивать такие издержки из своего собственного кармана.
— Понимаю вас, — согласился собеседник.
— Смею заметить, почтенный дон Гомес, вы, я имею в виду не лично вас, а вообще роялистов, кажетесь мне слишком самонадеянными. Я не интересуюсь политикой и соблюдаю строгий нейтралитет, но… — сэр Джон тщательно подбирал слова, — но я совсем не уверен, что вам придется использовать это оружие. В руках патриотов, или, как вы изволите их называть, мятежников уже довольно много стран, включая, кстати, и Эквадор.
— Временно, дорогой сэр Джон, уверяю вас, только временно. Скоро все вернется на свои законные места.
— Вы действительно верите в это?
— Послушайте меня, сэр. Вы же деловой человек, следовательно, можете рассуждать логически. В моих словах нет никакого ура-патриотизма, а только исключительно здравый смысл. Армия генерала Боливара обнищала, в ход идет фамильное серебро и прочие побрякушки. Нет, сэр, мятежники долго не продержатся.
Возникла пауза, и Лючия успела увидеть, что на лице отца промелькнула надменная улыбка. Генерал Боливар успел произвести на сэра Джона вполне определенное впечатление, и ему с трудом верилось в ту легкость победы, в какой собеседник был так глубоко убежден.