Шрифт:
Глава 1
Соседка опять забыла выключить воду, так и течет. Поди и в раковине гора грязной посуды. А у меня нет сил встать и пойти закрыть кран.
Все тело болит и налито свинцовой тяжестью. Когда-нибудь я накоплю на отдельную квартиру и съеду из ненавистной коммуналки. Лишь бы соседей снизу не затопило, а то там ремонт дорогущий. Виновата не я, а расплачиваться всем вместе.
Только мысль о необоснованных тратах из-за соседки-пьянчужки заставила мое сознание вернуться в тело. Но сил разлепить веки не было.
— А это кто
Опять соседка привела дружков, а сама напилась до полусмерти? Надо встать и разогнать эту веселую компанию, а то опять буянить будут.
— Дышит хоть? — послышался второй голос, тоже мужской
— Судя по состоянию, давно тут валяется. Должна уже вонять, — снова первый.
Чего они там нашли? Вот сейчас встану и пригрожу, что вызову участкового. Он, конечно, опять не придет, но соседские дружки будут вести себя поспокойнее.
Какой-то стук. Как будто цокот каблуков или… копыт. Может видео смотрят?
— Что тут у вас? — третий голос, судя по интонации — он у них тут главный.
— Сир, тут вот женщина… вроде живая еще.
Они еще и женщину притащили сюда. Ну, сейчас я им покажу! Встану, несмотря на ночную смену, и все им выскажу. Будут знать, как не давать спать честной женщине!
Собираю все силы и с трудом открываю глаза. Кажется, опять отекли веки, поэтому открыть получается не полностью, но от того, что я вижу, мне снова хочется их закрыть.
Закрываю. Снова открываю. Картинка не меняется, только становится четче. Надо мной склонился пожилой мужчина. Сначала я приняла его за одного из соседкиных дружков и хотела закричать, чтобы убирался из моей комнаты. Только вот комнаты-то как раз и не было!
Я лежала под открытым небом, рядом с мужчиной стоял еще один, почти мальчик. А позади них виднелись ноги. Лошадиные. Всадника я не видела, но была уверена, что третий собеседник — это он.
А теперь я медленно закрою глаза, крепко зажмурюсь, а когда открою их, то видение пропадет. Это просто сон.
Опустила веки, сжала их так сильно, что увидела разноцветные точки. Осторожно открыла и застонала от разочарования: странный пейзаж не пропал. Наоборот, я стала чувствовать окружающий мир острее.
В нос ударил терпкий запах прелых водорослей, плеск воды оказался звуком прибоя, а не журчанием воды в раковине. Мужчины никуда не исчезли. Да что же это такое?
— Живая! Сир, она живая! — почти закричал тот, что помоложе.
Лошадь приблизилась на несколько шагов. Затем всадник спрыгнул так резво, что мелкий гравий дождем разлетелся из под его сапог. Теперь я смогла рассмотреть обладателя сапог.
Высокий, одет небрежно и как-то по-старомодному. Тонкая белая рубашка обтягивает крепкий торс, рукава закатаны до локтя и открывают сильные руки. Каштановые волосы небрежно разметались от езды верхом, открывая лицо с правильными благородными чертами. Странного кроя узкие брюки сверху плотно схвачены широким кожаным ремнем, а голени обхватывают высокие сапоги.
— Не подходите, сир! Она может быть заразной. Видно же, что бродяжка.
— Может добить ее, чтоб не мучилась? Все равно ночи уже
Ничего себе, какие милосердные!
— Нет, пусть ее заберут в замок, подлечат и дадут какую-нибудь работу до весны, чтоб не замерзла на улице. А как тепло станет, пусть идет на все четыре стороны, — заявил красавец и легко вскочил в седло.
Он уехал, а мне стало так жалко себя, что лежу тут в луже, а на меня мимо проходящие мужчины смотрят как на грязь, и моя жизнь для них не стоит и гроша ломаного.
Мужчины ушли вслед за всадником, оставив меня одну. Я лежала, чувствуя, что совершенно продрогла, слезы отчаяния катились из глаз. Внезапно рядом опустилась огромная чайка. Она с интересом заглянула мне в глаза, как бы проверяя, живая я или уже можно лакомиться падалью. Я хотела отогнать наглую птицу, закричать, что еще не умерла, и не надо на меня так плотоядно смотреть, но была не в силах ни руку поднять, ни сказать что-то.
Это всего лишь сон, обычный кошмар! Сейчас я закрою глаза и проснусь утром в своей постели. Пожалуйста, пусть это все мне показалось!
1.2
В следующий раз я открыла глаза уже ночью. Вокруг было тепло, пахло хлебом и травами. Не было ощущения сырости.
Голова ужасно болела, да и все тело тоже. Потолок надо мной был деревянным, сколоченным из грубо обработанных, немного закопченных досок. Ламп на нем не было, а теплый приглушенный свет шел откуда-то сбоку. Я попыталась оглядеться, но от малейшего движения головы комната поплыла перед глазами. Кажется, опасность здесь мне не угрожает, по крайней мере, смерть от переохлаждения меня точно не ждет.
Я просыпалась и засыпала еще несколько раз прежде, чем прийти в себя настолько, чтобы задержаться в сознании больше, чем на пару минут. Ночь сменилась днем, а затем снова настала ночь. Я услышала тихие шаги и распахнула глаза.
— Очнулась? — спросил мягкий женский голос, и я усилием воли постаралась задержаться в сознании.
— Дааа, — просипела я, не узнавая собственного голоса.
— На вот, выпей, — прямо перед носом возникла рука с глиняной чашкой.
И чашка, и рука ее подавшая, были очень старыми, покрытыми трещинками и царапинками.
Я взяла протянутый сосуд дрожащими руками. Выглядели они не намного лучше — поломанные ногти, ссадины и царапины. Да и чистотой мои руки не отличались.
Напиток оказался терпким, почти горьким, но согревающим. Жажда была столь сильной, что я выпила все до последней капли.
— Спасибо, — прошептала я, убирая чашку от губ.
Я все еще боялась повернуть голову, чтобы не спровоцировать головокружение и не потерять сознание. Поэтому женщину, которая подала мне напиток, я смогла разглядеть не сразу. Невысокая, крепко сбитая, как надежная тумбочка. Волосы под косынкой, сама в ярко-красном платье в этническом стиле, а поверх теплый пуховый платок. На вид ей не больше сорока, но вот руки, словно, были лет на двадцать старше. Видимо, она совсем не берегла руки от воздействия химии, а может быть стирала руками.