Спаси моего сына
Шрифт:
– Хорошо. Не хочешь разговаривать, не надо. Мне, в общем-то, всё равно. Твой отец мне платит не за разговоры. Так что можем помолчать вдвоём.
Я достала массажный стол и принялась раскладывать его, напустив вид, что до Игната мне дела нет. Разложила стол, застелила его свежей простыней, проверила, на месте ли масло и другие нужные мне вещи.
Игнат отложил игру. Думая, что я не замечаю, исподтишка поглядывал на меня. Я старалась не улыбаться. С виду колючий, он, как и любой ребёнок, нуждался во внимании.
– У меня всё готово. Сам ляжешь или
Он насупился. Я ждала, что же он сделает.
– Я не смогу сам, – всё-таки признал он.
– Это ничего.
Подошла и хотела спустить его с кровати. Игнат вскинул голову, а я замерла, держа его под мышки. Это был наш первый тактильный контакт и первый прямой взгляд глаза в глаза. Игнат неожиданно сильно рванулся из моих рук.
– Я не люблю, когда меня трогают.
Я отпустила его.
– Тогда как нам быть?
Он пожал плечами.
– Ты можешь уйти.
– А папе мы что твоему скажем?
Он опять пожал плечами.
– Что ничего не получилось.
– То есть ты решил сдаться? Тебе другие тётеньки не помогли, и ты решил, что больше пробовать не нужно, да? Так, по-твоему, поступают настоящие мужчины?
Он хмуро посмотрел исподлобья.
– Два года назад моя дочь вывихнула ногу. Это, конечно, не то, что у тебя, но тоже неприятно. И ты знаешь что? Она терпела, хоть и девочка. Я-то могу уйти, Игнат, но дальше что? Так и будешь жить? Или, может, всё-таки стоит потерпеть и попытаться?
– А если будет больно? – Он посмотрел снизу вверх.
Я аккуратно положила ладонь ему на ногу. Старалась, чтобы это не было проявлением жалости или даже сострадания.
– Может быть, будет больно. Но ты всегда можешь мне об этом сказать. Папа тебе когда-нибудь рассказывал сказку про лягушку, которая попала в ведёрко со сливками?
Он отрицательно мотнул головой. Я позволила себе мягкую улыбку. Пару раз провела по его ноге и опять положила руку на колено, давая привыкнуть к себе.
– Раз не рассказывал, расскажу я. Слушай.
Я пересказала ему знаменитую и жизнеутверждающую историю про двух незадачливых лягушек, одна из которых захлебнулась сливками, а вторая взбила комок масла и выбралась. Та ещё выдумка, конечно, но для смышлёного шестилетнего мальчишки самое то. Пока я говорила, Игнат внимательно слушал, а я дотрагивалась то до его бедра, то до предплечья.
– Вот видишь, – сказала в самом конце. – Если бороться, то можно победить там, где победить кажется невозможным. Я не обещаю тебе, что совсем не будет больно. Но обещаю, что постараюсь сделать так, чтобы ты опять смог ходить сам. Но если я буду стараться одна, это не поможет, Игнат. Ты тоже должен стараться. Ради себя и ради папы. – Я подала ему руку раскрытой ладонью вверх. – Ну что, попробуем?
Он сидел, поджав губы. Моя рука так и висела в воздухе, и с каждой секундой надежда на то, что я сумела пошатнуть недоверие сына Захара, таяла. Моя бы воля – встала бы и ушла. Обида на его отца за то, что ни разу не захотел просто увидеть дочь, засела в сердце. Но Игнат не был виноват в том, что
Я уже хотела убрать ладонь, но тут он неуверенно протянул мне руку. Опёрся и сам стал сползать с кровати. Я подхватила его и подвела к столу. Усадила и помогла раздеться.
– Я не боюсь, если будет больно, – заявил он очень убедительно.
– Это хорошо. Значит, ты достойный сын своего отца и вырастешь настоящим мужчиной.
Он кивнул. Говорить, что его отец, хоть и настоящий мужчина, вдобавок отпетый мерзавец, я, разумеется, не стала. В свои шесть Игнат был дико самоуверенным, несмотря на травму. Понятное дело, в кого.
***
Посмотрев на часы, поняла, что прошло больше получаса. Для первого раза достаточно. Но сперва напряжённый Игнат постепенно расслабился, хоть пару раз ему и было очень неприятно. Я мягко погладила его спинку и улыбнулась. У него была почти такая же родинка, как у моей дочери. Только у Инги на ягодице, а у него на плече. Провела вдоль позвоночника, по лопаткам.
– Когда папа уезжает, ты с кем обычно остаёшься?
– С Алёной. Раньше ко мне няня приходила, но папа её после аварии прогнал. Он много кого прогнал.
– Понятно. – Широким движением погладила спинку, успокаивающе провела по ножкам. Хотела спросить насчёт друзей, но не стала.
– Ты молодец. Авария – это серьёзно. Я видела твою карточку, знаю, что ты в больнице был.
– У нас машина ехала, а потом вдруг что-то хлопнуло, и она перестала ехать. Дядя Дима руль выпустил, и мы улетели в яму.
Руки остановились сами собой, но я заставила себя продолжить.
– Вы разве не столкнулись с другой машиной?
– Нет. Мы вообще одни были.
– А где сейчас дядя Дима?
Игнат долго не отвечал. Потом вздохнул.
– Он в отпуск ушёл, а потом уволился. Так папа сказал.
– Папа сказал… – повторила тихо и, ещё немного погладив мальчика, укрыла лёгким одеялом.
Помогла встать и закутала уже хорошенько. Он собрался пойти к постели, но я подняла его и отнесла на руках. Заметно было, что он устал. Я тоже устала, хоть приложила не так много физических сил. Дотронулась до Игната через одеяло, как обычно дотрагивалась до Инги. Пустая дорога, уволившийся водитель… Смотрела на прикрывшего глаза сына Захара, а в голове рождались вопросы. Один за одним, больше и больше. Только задавать их надо было не шестилетнему ребёнку, а его отцу.
***
Фары внедорожника были похожи на глаза дракона. Я оттолкнулась ногой, и садовые качели качнулись назад. Пока Захар и двое охранников выходили из машины, я продолжала раскачиваться, глядя из своего укрытия. Была уже глубокая ночь, дети спали каждый в своей комнате. Я дождалась, когда дыхание Инги станет размеренным, и заглянула к Игнату. Он спал в точности, как моя дочь: лёжа на боку и подложив ладонь под щёку. Как бы ни уверяла я себя, что этот мальчик – просто сын Захара, не удержалась и дотронулась до его волос. А потом пришла сюда.