Спасибо деду за победу

Беляев Николай Владимирович

– Тащ командир, красноармеец Соколов, разрешите обратиться, - запыхавшись, подлетел он к говорившим, в последний момент вспомнив, что при оружии честь не отдают.

Да, младший лейтенант, один кубик на черных петлицах, шеврон-уголок на рукаве шерстяной гимнастерки, уже изрядно перепачканной. В руках - пулемет Дегтярева, выглядящий у него совершенно не к месту. Молодой, чуть ли не младше Пашки, лет двадцать. Пацан совсем. Махнул рукой - погоди.

– Полуторка. Человек десять, политрук в кабине. Все с ППД. Положили наших ребят

за несколько секунд. Часа... часа два назад, - докладывал Павлуха.

– А ты как цел остался?
– подозрительно скривился артиллерист. Бросил взгляд на Пашку, на кромку леса.

– Мы за водой ходили, - выпалил Пашка.
– Сержант послал, были на другом конце деревни. Не успели...

– Не успели, а политрука видели?

– Спрятались, тащ командир. Решили, что важнее доложить о диверсантах, чем там и лечь без толку. А то получится - ребята зря погибли...

Павлуха-длинный даже рот разинул - явно такой прыти от Пашки не ожидал. А артиллерист-то задумался...

– Что там творится?
– наконец спросил он. Сдёрнул фуражку, вытер лоб рукавом.

– Новогрудок с землёй сравняли, - помолчав, сказал Павлуха.
– Судя по всему, Столбцы бомбят...

– Сейчас на Столбцы прошла куча хейнкелей, - опять вклинился Пашка.
– Мессеры колонну беженцев обстреляли.

Пушкарь посмотрел на него, помолчал.

– Связи нет. Как же плохо без связи... и капитана Гриневича не хватает, - на его лице отразилась тоска.
– Его же эти увезли... на полуторке. И велели мост ни в коем случае не трогать, отходить... А Гриневич говорил - зубами держать его, и жечь, если...
– он махнул рукой.
– Так, бойцы. С ДП кто умеет обращаться?

– Я, - отозвался Павлуха.

– Держи, дуй на первую линию, правый фланг, - пулемёт перекочевал в руки слегка ошалевшего Павлухи.
– Ты, - палец командира упёрся в грудь Пашке, - к нему вторым номером. Вон под мостом короб, там три диска. Стволов запасных нет, пулемёт берегите. Мужики, - лицо его на секунду стало совершенно детским.
– Если попрут - удержите хотя бы полчаса. Мост нельзя жечь сейчас, надо пропустить беженцев... сколько сможем. Давайте, мужики, рысью. Найдёте сержанта Горелко, доложитесь ему.

Два Павла переглянулись. Особо тёплых эмоций на лице Павлухи-длинного написано не было, но он не сказал ни слова. Только дёрнул головой - пошли.

– Сейчас, блины возьму, - Пашка, стараясь не поскользнуться, спустился под мост, увидел у подножия одной из опор квадратную коробку с дисками от ДП. Перекинул через плечо ремень, хотел было подниматься, но вспомнил о том, что собирался сделать. Вытащил из кармана смартфон, зашвырнул его в речку - только круги пошли.

Догнал Павлуху.

– Ты там что, портсигар выбросил, что ли?
– поинтересовался длинный.

– Ну да, - не стал вдаваться в подробности Пашка.
– Решил бросать... самое время.

– Ну и дурак, - резюмировал Павлуха.
–

Тебе не нужно - может, кому-то из ребят пригодилось бы... Эй, славяне! Где сержант Горелко?

Сержант нашёлся по центру - лет под сорок, с висячими усами, видимо, из старослужащих, а может - вообще из какого-нибудь хозвзвода. Устало махнул рукой в сторону фланга, показывая позицию.

Никаких траншей или более-менее толковых укреплений тут не было и в помине - так, отрыты небольшие капонирчики, скорее всего - наспех, сапёрными лопатками. Максимум - от пуль укрыться. Да, это вам не вырытые экскаватором траншеи...

– Вот здесь, - Павлуха поставил пулемёт на сошки, вытащил из чехла лопатку.
– Давай, взяли. Надо хотя бы немного земли накидать...

Позиции располагались именно в той части узкого перелеска, что был обращён к полю - собственно, их и увидели с дороги. Над головами шумели берёзы, где-то далеко куковала кукушка. Неумело расшвыривая лопаткой неподатливую землю, Пашка ломал голову - что же не так? И не сразу сообразил, что поток беженцев на дороге почти иссяк. А это могло означать лишь одно...

Он, стараясь не вставать во весь рост, подобрал несколько ломаных веток - видимо, оставшихся после того, как маскировали выкопанную землю другие бойцы, - бросил их на бруствер.

– Тёзка...

– Чего тебе?
– недовольно отозвался длинный.

– Людей на дороге почти нет. Скорее всего, немцы близко.

– Да всё равно, - зло отозвался Павлуха.
– Тут их и встретим... Там на другом фланге сорокопятка есть, так что... так что ещё повоюем... внучек.

Пашка даже не обиделся. Одно было хреново - воевать придётся одному лишь Павлухе. Потому что пиленая "трёха" к бою непригодна.

А кстати... почему бы и нет?

– Слушай, ты у пулемёта... Дай твою винтовку.

– Тебе зачем, у тебя своя есть, - не удивившись и не возмутившись, сказал длинный, надевая каску.

– Смотри, - и Пашка показал ему вынутый затвор с ополовиненными упорами на личине.
– У меня учебная, не было других. А у тебя - нормальная.

Только бы не посмотрел мою винтовку. Только бы не посмотрел... Сейчас, днём, увидит, что она чёрт знает на что похожа...

– Бардак у вас, а ещё ленинградцы, - философски отнёсся Павлуха.
– Не надо тебе сейчас винтовки. Позицию демаскируешь... Лучше набивай мне пустые диски. Патроны хоть есть?

– Нет, - честно признался Пашка.

– Вот зараза... Держи, - длинный, чуть перекатившись на бок, выудил откуда-то из кармана бриджей четыре снаряжённые обоймы. Привстав, вытащил из подсумка ещё три.
– Как же ты Родину защищать собирался...

– Спасибо, - с чувством сказал Пашка. Сейчас, несмотря на неприязнь, он готов был расцеловать тёзку - наконец-то пропало ощущение собственной бесполезности.

Как защищать... Не готов был я её защищать, подумал он. А сейчас - придётся.