Спасибо за покупку
Шрифт:
— Поостыли, — засмеялся парень.
— Протрезвел, значит. — Клава зло покосилась на своего врага.
Директор на нее прикрикнул и спросил паренька, что же все-таки случилось?
Оказалось, парень пришел в магазин купить масло и сметану — велела жена. Получив от продавщицы свои покупки, он захотел пошутить и, накрыв одной рукой банку со сметаной, а другой кусок масла, отчетливо и строго сказал:
— Контрольная закупка!
Вмиг банка была перевернута и треснулась об пол, сметана разлилась по прилавку. Остальное
— Значит, пошутить хотели, — задумчиво сказал директор.
— Вроде. — Паренек беспечно пожал плечами. — Настроение было хорошее.
— Ты что скажешь? — Виктор Егорович обратился к Клаве.
— Врет он все! — Клава отняла от носа скомканный в кулаке мокрый платок, быстро заговорила: — Не опрокидывала я банки, сам ее сшиб, сам! Все врет! Выпимши он был — любой и каждый вам подтвердить может. Хорошо, к весам не допустила, не то и их бы двинул.
— Ерунда это, — сказал парень. — На междугородных я работаю. Шофер. Час, как из рейса. Там, пожалуй, выпьешь.
— Ох-хо-хо, ангел с крылышками — хоть стой, хоть падай! Знаем вас, шоферню!
— Клава, прекрати! — резко сказал директор и затем, обращаясь к парню, продолжил другим тоном: — Клавдию Ивановну Глушкову мы строго накажем. Выговор ей объявим за грубое и нетактичное обращение с покупателем. Оставьте адрес, копию приказа вам вышлем.
— Да ладно, я крови не жажду. Вы мне сметаны в какую-нибудь банку налейте. А то от жены влетит.
— Вы уж на нас зла-то не держите, — попросил директор. — И адресок все ж таки надо бы записать.
Он протянул парню шариковый карандаш, тот что-то написал на бумажке.
— Иди, Клава, отпусти товарищу масло и сметану.
Клава вышла, недовольно бурча под нос, который от многочисленных соприкосновений с платком принял пунцовый оттенок.
— Счастливой вам торговли! — Парень снова улыбался. — Жизнь прекрасна!
Сразу за парнем ушел и директор, сказав Юльке, что через минуту будет.
Рассеянным взглядом она скользнула по стенам кабинета. На них были вывешены социалистические обязательства магазина, какие-то непонятные графики, красовалась косо пришпиленная стенная газета с тремя небольшими заметками. Газета называлась «За советскую торговлю», и выпустили ее еще к 1 Мая. Но Юлька не стала читать газету и обязательства, что непременно бы сделала в другое время, хотя бы из природного любопытства, — она напряженно думала.
Директор не появлялся уже минут пятнадцать. Где-то совсем близко, наверное за стеной, включили подъемник. Он стал урчать, подвывать и чем-то довольно громко лязгать, однако и это не помешало Юльке предаваться размышлениям, пытаться осмыслить столкновение, происшедшее между пареньком и продавщицей там, в торговом зале.
Сопоставляя факты, Юлька неоспоримо для себя признала, что Клава обвесила покупателя, то есть присвоила себе чужое, совершила — пусть в небольших размерах — то, что
Куда Юлька попала?! По спине у нее проползли мурашки.
И как быть с Клавой? Разве сможет Юлька спокойно работать рядом, зная о Клаве это?
«Но может, и задумываться не стоит? — продолжала Юлька свои невеселые рассуждения. — Ведь уйду я отсюда, все равно уйду при первом удобном случае!»
Вернулся директор и, молча сев за стол, стал подписывать бумаги, на каждой из которых было напечатано жирным шрифтом «СЧЕТ-ФАКТУРА» и типографским способом оттиснут многозначный номер.
Окончив это занятие, он посмотрел на Юльку.
— Чего загрустила? — Предупреждая Юлькины возможные возражения, поспешил добавить: — Не отказывайся, вижу!
Надо было говорить о Клаве, нельзя не сказать. И Юлька начала говорить, стараясь не глядеть на директора, потому что стыдилась за продавщицу, стыдилась ее поступка, и стыд этот был по-особому неприятен и жгуч.
— Скажите, Виктор Егорович, Клава обманула того парня, шофера? Обвесила его, да?
Директор поднялся из-за своего стола, прошелся по комнате туда-сюда, снова уселся.
— Переживаешь?
Юлька промолчала.
— Переживаешь, точно. Больше, правда, за себя.
Юлька и тут ничего не ответила. Неловкость, которую она испытывала за продавщицу, почти неуловимо связывалась с беспокойством за собственное душевное равновесие, поскольку Юлька и представить себе не могла, как же это бок о бок работать с человеком заведомо нечестным.
— Это хорошо, что за себя переживаешь, — уверенно сказал директор. — Нам, понимаешь, крепкая моральная атмосфера нужна. Как бы это поясней? В общем, здоровый нравственный климат.
— А он здесь нездоровый? — Вопрос не отличался тактичностью, и Юлька мысленно себя ругнула.
— Здоровый — нездоровый, кто его знает! — откровенно признался директор. — Я в магазине месяц всего. По профессии инженер-строитель, в торге им и работал. Правда, экономические курсы еще закончил, без отрыва. Вот руководство меня сюда и сосватало. Не хотел, да пришлось на старости лет менять специальность.
— И отказаться было нельзя? — заинтересовалась Юлька.
— Почему нельзя отказаться? — удивился директор. — Отказаться всегда можно. То есть было, конечно, можно. Сейчас-то уж нет.
Он посмотрел на Юльку, словно оценивая, стоит ли ему, человеку, разменявшему, как говорится, пятьдесят, пускаться в откровенности с зеленой девчонкой.
Сказал, не вдаваясь в подробности:
— Видишь ли, в магазине в этом три директора за малый срок сменились. Так получилось. Теперь вот меня назначили. Дело, понимаешь, страдает. Разве откажешься?
«А где гарантия, что четвертый будет подходящим, если три не подошли?» — подумала Юлька. Она продолжала подогревать свою настороженность.