Спасибо за покупку

Новогрудский Лев

— Насчет Клавы ты подожди выводы делать, — посоветовал директор. — Вы ведь, молодежь, как — раз-раз, и готово: либо черное, либо белое. Никаких промежутков.

— Клава специально масло в лоток бросила, чтобы его не взвесили. Я же видела.

— И я видел, — сказал директор. — Что с того? А она, Клава, другое видит. Контрольные чуть не каждый день берут. Кто только ими не занимается! И ОБХСС, и торговая инспекция, и общественность. Нервы знаешь какие нужны? Веревки! Тут с перепугу не то наворотишь.

Директорские доводы Юльку

не убедили. Говорил он еще, что Клава — женщина одинокая, двое детей. И что здоровье у нее шалит. Только какое это отношение имело к самому поступку? Да никакого. В общем, вел себя директор странно.

Тут в кабинет вкатился низкорослый человечек, одетый в синий замусоленный халат. Он было начал что-то нудить вполголоса директору, но, увидев Юльку, замолк и уставился на нее светлыми, белесо-прозрачными, как зимнее небо, глазами.

— Застрелиться можно! — сообщил он радостным тоном, который никак не отвечал мрачному смыслу высказывания. — Что ли, дочка, Виктор Егорыч? Похожа вроде. Носик вроде папин, ай? Гляди-ка, красавицу сладил!

— Какой носик?

Виктора Егоровича оторвал телефонный звонок, и сейчас, положив трубку, он потрогал свой нос. Наверное, машинально. Он, конечно, не слышал, вернее, не уловил, о чем говорил низкорослый.

А тот продолжал:

— Под копирку, как есть! — И, сложив ладонь корытцем, шагнул к Юльке: — Проздравляю!

— С чем ты ее тут проздравляешь? — нетерпеливо передразнил директор. — Что-то не пойму?

— С тем, что она ваша, то есть директорская, дочь, а вы наш руководитель, то есть ее отец. Вот!

Виктор Егорович засмеялся, потом встал и церемонно представил Юльку:

— Юлия Константиновна Рогова. Зачислена ученицей продавца в гастрономический отдел. А это, — он обернулся к низкорослому, — Алексей Андреич, подсобный наш рабочий. Большой, понимаешь, физиономист!

Алексей Андреевич с важностью поклонился.

Директор протянул ему подписанные счета-фактуры.

— Возьми вот, отдай экспедитору.

— Премного вами благодарен! — сказал почему-то Алексей Андреевич и, понизив голос, добавил: — За простой машин поставщики, поди, снова намахают штраф. Три фургона прибыли разом, хоть застрелись!

— Чего ж ты время теряешь? — возмутился директор. — Ну, и команда на мою голову! А Петро где?

— Не вышел на работу по причинам неизвестным. И потому отсутствует.

— Тьфу! Хоть сам на разгрузку становись.

— Не положено, — строго заметил Алексей Андреевич. — В авторитете убыток будет.

— А штраф платить магазину положено? Тут убытка не будет?

Виктор Егорович направился к двери, поманив за собой подсобного рабочего.

— Пошли!

Про Юльку он как будто совершенно забыл.

Она вышла из кабинета и, пройдя мимо каких-то бочек, очутилась рядом с большими черными платформенными весами. Тусклый свет лампочки, подвешенной под самый потолок, томил.

Где-то совсем рядом с грохотом отворилась

дверь, впустив в темноту коридора слепящий импульс летнего дня. Вошла женщина — коренастая, крепко сбитая, одетая в белый халат. Грубовато спросила:

— Кто тут весами балуется?

— Я не балуюсь, — сказала Юлька. — Просто стою.

Вошедшая приблизилась к Юльке, пытаясь рассмотреть.

— Новая ученица, что ли? — Она протянула руку. — Трошина Мария Степановна, заведующая молочным отделом. В мою, между прочим, секцию пойдешь работать.

— Рогова Юля. — Юлька пожала жесткую, очень шершавую руку Марии Степановны. — Меня в гастрономический назначили. Так и в направлении торга написано.

— Мало ли кто что напишет! А у меня работать некому, людей нет. Или, может, прикажешь отдел закрыть? — с вызовом и в повышенном тоне спросила Мария Степановна. — Молчишь?

Разумеется, Юлька молчала. И не только потому, что не несла ответственности за подбор и расстановку кадров в магазине, но еще и по той причине, что работа в одном отделе с Клавой ее увлечь не могла.

Однако, как оказалось, Мария Степановна и не ждала ответа на свой вопрос.

— Выйдем!

Яркий полдень заливал маленький дворик золотисто-голубым светом. После прохладного сумрака коридора добела раскаленный городской воздух казался плотным, он окутывал непроницаемо-прозрачно, как целлофан.

Здесь, въехав задними колесами на тротуар, застыли с открытыми дверцами три продуктовых фургона. У одной из машин стояла Клава, она принимала круглые металлические кассеты с уложенными в них пакетами молока. Теперь не только нос, но и все ее лицо раскраснелось, распарилось, пряди потных волос прилипли ко лбу.

Пробегая мимо Юльки и Марии Степановны с двумя кассетами в обнимку, Клава озорно крикнула: «Посторонись, зашибу!» — и, толкнув своей ношей дверь, скрылась в темной утробе магазина.

Мария Степановна громко позвала директора. Он тут же высунулся из кузова второй машины. Вид у него был не лучше Клавиного — Виктор Егорович раскраснелся и тяжело дышал.

Спрыгнув на асфальт, он принялся вынимать из машины ящики, набитые густо замазанными салом банками с говяжьей тушенкой. Мария Степановна ему что-то горячо доказывала, одновременно помогая разгружать привезенные продукты. Время от времени она показывала или посматривала на Юльку. Нетрудно было догадаться, что речь шла о ней.

Водители всех трех машин стояли невдалеке со скучающим видом. Один из них, подпиравший плечом дерево, оттолкнулся от него, выплюнул изжеванную папиросу на асфальт.

— Эй, завмаг! Сколько чухаться будете? Скоро там?

Виктор Егорович обернулся.

— Разгрузим, не горячись.

— Ты в темпе давай, в темпе! — потребовал шофер, и двое других немедленно его поддержали жестикуляцией и руганью.

Не обращая на них внимания, директор потянул к себе очередной ящик, тяжело крякнул, опуская на землю.