Спасите наши души!

Львов Сергей Львович

— Обязательно подожди меня, Ася.

Ася ждала. Ждала долго. Так долго, что даже подумала: «Не нужно было мне сюда приезжать». Она собралась уходить, но ее вдруг окликнули. Ася оглянулась. Только это был не Павел. Это был его бледный толстощекий знакомый, с которым она встретила однажды Павла на Арбате. Доброволь­ский, кажется.

Добровольский подошел к Асе. Он двигался сов­сем не так, как в Москве, а заложив руки за спину, медленно, плавно, размеренно, не глядя ни по сторо­нам, ни на Асю. И одет он был иначе, чем в Москве: такая же, как у Павла, черная куртка, застегнутая до самого горла, и черные брюки. Куда только дева­лись желтые перчатки, желтые

туфли, желтый порт­фель! Желтыми остались только волосы, но и они были причесаны по-другому — на две стороны, с про­бором посредине.

Добровольский остановился, не доходя двух ша­гов до Аси, и сказал негромко:

— Неосторожно поступаете. Не спросясь, на сви­дание приехать... В такой день! И смешно и грешно.

— Это Павел вас просил передать или вы от себя говорите? — спросила Ася.

— Не могу одобрить, — продолжал Доброволь­ский, не давая себя перебить.

— А вы здесь кто? — спросила Ася. — И почему вмешиваетесь?

— Благодарить меня следовало бы, не гневать­ся, — сказал Добровольский, то сильно налегая на «о», то забываясь и выговаривая слова по-обычному. — Вмешиваюсь по праву дружбы, единственно. Павлу Милованову я друг. — Он помолчал и добавил: — Так-то, искренняя моя.

— Почему это я вдруг ваша и какая у меня к вам может быть искренность?

— Обращение есть такое: старинное, почтенное, молитвенное, — смиренно сказал Добровольский.

— Молитвенное! Еще чего не хватало! — снова вспыхнула Ася и дернула плечом.

— А вы привыкайте, деточка, — снисходительно сказал Добровольский, — раз уж к Павлу интерес имеете. Как я понимаю, вы сюда не в музей приеха­ли, а, как говорится, с серьезными намерениями.

— Почему вы меня допрашиваете?

— Кто я такой, чтобы допрашивать? Советую, искренняя моя, советую. На Милованова Павла в этих стенах большие надежды возлагаются. У него впереди стезя широкая. Пройдет время, неизвестно, к своей ручке допустит ли приложиться. Но сейчас по причине безмерного мудрствования стал задавать не­нужные вопросы... Впрочем, этого вам не понять. Словом, вот что... Ссориться не будем. Сейчас вы отсюда ступайте и ждите его часика через два в здеш­нем славном граде. Знаете где? У входа на курсы киномехаников. Есть тут такое заведение. Придет. Помолится и придет. Только особенно на виду с ним не расхаживайте и не задерживайте его долго, — строго, словно бы имея на это право, сказал Добро­вольский. Потом он пошел от нее, медленно пересту­пая с одной плиты панели на другую и все так же глядя себе под ноги, но вдруг остановился. — Поже­лаю счастья, искренняя моя, — сказал он, и его свет­лые глазки скользнули по Асе. — Простить воспитан­ника Милованова нельзя, но понять можно. Как друг говорю. Как будущий друг дома.

И Ася вдруг поняла, как он на нее смотрит: так же, как смотрел на часы и на телевизоры на Арбате.

— Я не хочу с вами разговаривать! — резко ска­зала она. — Идите!

— Следовало бы добавить «с миром», — усмех­нулся Добровольский и ушел.

Ну и друг у Павла!

Ее окликнула женщина с бидоном:

— Эй, девушка, семинарист тебе твой не сказал, поют они сегодня или нет?

— Ничего я тут не знаю, ничего, — почти крикну­ла Ася и стремительно пошла прочь.

Скорее отсюда! На воздух! На воздух! Она и бы­ла все время на воздухе, но в этих стенах ей было трудно дышать, может быть, потому, что все время сильно билось сердце.

Как

хорошо было очутиться на обыкновенной ули­це обыкновенного маленького города! Передвижной театр музыкальной комедии оповещал о предстоя­щих гастролях. Громыхали телеги по мостовой. Виз­жали поросята, которых везли с рынка. Радио пере­давало репортаж о футбольном матче. Горком ком­сомола объявлением, написанным от руки, извещал, что производится запись молодежи, желающей ехать на новостройки Сибири. Большой фанерный щит на­поминал, что вечером в клубе состоится лекция «Сон и сновидения», после которой будут танцы под духо­вой оркестр.

Ася прочитала все объявления и афиши подряд, купила в булочной, из которой вкусно пахло свежим хлебом, два пирожка и запила их стаканом воды с сиропом.

Потом она отправилась разыскивать курсы киномехаников. Около входа в здание курсов стояли при­наряженные, пахнущие одеколоном парни в начищен­ных сапогах: будущие киномеханики собирались в город. Остановились, чтобы послушать репортаж о футбольном матче. Киномеханики поглядывали на Асю, заговаривали с ней. Один даже пожелал узнать, кого именно она ждет, и взялся его вызвать.

Ася отшучивалась, а сама думала, насколько бы­ло бы лучше, если бы Павел учился на каких-нибудь курсах вроде этих.

На стадионе в Тбилиси хозяева поля уже забили гостям два гола, а Павел все не шел. Когда он, на­конец, появился и Ася быстро пошла ему навстречу, один из будущих киномехаников, который так и не отходил от нее, сказал:

— Дождалась все-таки.

А другой, поглядев на Павла, присвистнул:

— Попова невеста, оказывается! Ну что ж, доход­ней оно и прелестней.

Ася не оглянулась и ничего не ответила. Огляды­ваться было не к чему. Отвечать было нечего.

— Приехала, значит, — сказал Павел.

Нельзя было понять, звучит его голос радостно или тревожно.

— Как видишь! — с вызовом сказала Ася. — При­ехала. И уже долго жду. И уже выслушала от твоего дружка, что приезжать было не нужно, а задержи­вать тебя нельзя. А ты мне что скажешь?

— Хорошо, что приехала. Я сам не свой. Места себе не нахожу.

— Что ж, мы так и будем тут разговаривать? Пойдем куда-нибудь отсюда.

— Пойдем, — согласился Павел. — Только куда?

— А уж этого я не знаю. Тебе виднее.

Они пошли по шоссе и скоро оказались на при­вокзальной площади. Около автобусной станции не­терпеливая толпа усаживалась в голубые и красные автобусы, перекрикивалась с водителями, лузгала се­мечки, покупала мороженое, пела. И только Павел был напряжен и молчалив.

На площадь стремительно выкатил и остановился огромный серебряный автобус с красными полосами вдоль бортов, с занавесками на окнах, с высокими спинками мягких кресел, которые были видны сквозь толстые стекла.

— Дальний, — догадалась Ася. — Красивый ка­кой! Вот бы на таком поехать! Тебе бы хотелось?

— С тобой? Очень, — сказал Павел. И вдруг предложил: — Давай поедем! Прямо сейчас. Недале­ко. До следующего города.

— Ты это серьезно?

Но Павел, ничего не отвечая, убежал к кассе и вернулся с билетами.

— Ох, Павлик, какой ты молодец! — радостно сказала Ася.

— Автобус отправляется! — крикнул водитель.

Ну могла ли она подумать, что после иконной лавки, после очереди за святой водой, после завитых отроков, после девочки, упавшей на колени, после парня с блаженным лицом слабоумного она вдруг очутится в мягком кресле дальнего автобуса, который будет мчаться по шоссе в неизвестный ей и, навер­ное, прекрасный город!