Спасите наши души
Шрифт:
Время тянулось неимоверно медленно, а сидеть спокойно было невыносимо. Хотелось хоть что-то делать – хотя бы достать из внутреннего кармана дубленки блокнот и ручку и порисовать чертиков. Или прикинуть план разработки Морозова и Ирины – да, её тоже придется разрабатывать, поскольку приказы начальства не обсуждаются, а выполняются. И пусть для меня итог этой разработки уже известен, и я точно знаю, что лишь потеряю время, но пока Денисов внятно и под запись не отменил собственный приказ, я буду его выполнять. Глупо, но это тоже игра, в которую приходится играть.
Я не знал, наблюдают за мной или нет, но ничего не доставал,
Наверное, в какой-то момент я должен был сломаться окончательно, выйти в пустой коридор и пойти бродить по огромному пустому зданию в бесплодных попытках найти хоть кого-то, кто может меня сориентировать и указать, где выход. Возможно, в полночь я так и поступил бы. Но всё завершилось значительно раньше.
На часах было без одной минуты девять, когда дверь за моей спиной тихонько скрипнула, открываясь, по паркетной доске прогрохотали шаги, и кто-то остановился рядом со мной. Я поднял голову – и тут же вскочил со стула.
– Товарищ Андропов, старший лейтенант Орехов по вашему приказанию прибыл! – бодро доложил я, словно не просидел тут почти битый час до судорог в ногах.
– Что же вы не сняли верхнюю одежду, Виктор? – добродушно спросил глава Комитета. – В ней, наверное, было душно, у нас тут очень хорошо топят.
– Вешалки нет, товарищ Андропов, – объяснил я. – А сваливать пальто на стол мне показалось неправильным.
Он с удивлением огляделся, словно впервые видел эту комнату – хотя я не исключал, что так оно и было.
– Да, действительно, вешалки нет... – сказал он чуть рассеяно. – Ну что ж, завтра же это исправят. А пока посиди так, мы ненадолго. И извини, что пришлось обождать, срочные дела.
– Я понимаю, товарищ...
– Называй меня по имени-отчеству, – по его лицу пробежала легкая тень. – Иначе наше с тобой общение будет слишком официальным, а это не соответствует действительности. Итак... расскажи мне, что это за идея с иностранными агентами?
Меня отпустило, но продолжало слегка потряхивать. Когда знаешь расклад, играть становится много легче, да и игрой это назвать сложно – простое перекладывание фишек из одной кучки в другую. Но кое-что мне всё равно не нравилось. Ещё утром я надеялся обкатать свои предложения сначала на Денисове, а потом – кого пришлют по иерархии. Но они сделали хитрый ход, и поэтому вместо партии в шашки я вынужден был играть в домино на доске для го. И теперь мне нужно было «обкатывать» иноагентство непосредственно на председателе КГБ СССР, прожженном аппаратчике, который таких зеленых юнцов, как я, употреблял на завтрак. Макс в качестве тестировщика хорош своей доступностью, но широта взгляда на проблему у него не идет ни в какое сравнение с андроповским. Это несоизмеримые величины.
В целом я бы предпочел, чтобы во время этой беседы по правую руку от меня сидел полковник Денисов, а по левую – генерал-майор Бобков. Ну а если бы тылы нам прикрывал генерал-майор
Но о подобной роскоши я мог сейчас только мечтать.
«Видишь ли, Юра...»
– Слушаюсь, Юрий Владимирович! – бойко начал я.
Мой доклад уложился в десять минут – но мне и рассказывать было особо нечего, ведь если исключить из уравнения мои знания из будущего, всё сводилось к случайному озарению. Но я сделал экскурс в наше советское прошлое, на что Андропов понимающе покивал, поскольку и сам всё это хорошо помнил. Потом я прошелся по американскому закону, который как раз и регулировал деятельность иноагентов; именно на этом я и сделал упор – наш закон нужен не для запретов, а для регулирования, иначе получится не как лучше, а как всегда. Ну и кратко описал райские сады, которые произрастут на месте Москвы и Ленинграда с Киевом, когда эта практика станет общесоюзной.
После моего рассказа повисло недолго молчание.
– Почему ты предлагаешь использовать эту маркировку не для наказания? – наконец спросил Андропов.
– Для наказания хватает существующих законов, – этот момент мы с Максом разбирали, да и в будущем вокруг него было сломано много копий. – К тому же получение денег от иностранных государств может и не приводить к ярлыку иноагента. Например, писатель Шолохов получает гонорары за зарубежные издания, но он их тратит на строительство школ и просветительскую деятельность. Но если на иностранные деньги другой писатель начинает клеветать на советскую власть, фактически работая на враждебную пропаганду – мне кажется, это совсем другое дело.
Андропов кивнул и даже слегка улыбнулся.
– Что ж, всё выглядит логично, – сказал он. – И ты, думаю, уже прикидывал, кто... кто первым достоин этого совсем не почетного звания?
Разумеется, прикидывал.
– Например, писатель Солженицын, – без промедления ответил я. – Он издается на Западе, пишет клевету на советский строй, отказываться от своих убеждений не собирается. Его произведения уже используются пропагандой противника...
– Вероятного противника, – поправил меня Андропов.
– Да, пропагандой вероятного противника. Все признаки.
Честно говоря, я ждал следующего вопроса с легким нетерпением, и председатель КГБ не подвел.
– А вы уверены, товарищ Орехов, что товарищ Солженицын пишет неправду? – и блеснул глазами за стеклами очков в тяжелой роговой оправе.
– Так точно, Юрий Владимирович. У него есть правильные произведения, написанные на основе его собственного опыта – например, повесть «Один день Ивана Денисовича».
– Её осудили, как фальсификацию истории, – напомнил Андропов.
– Извините, Юрий Владимирович, но у нас ещё много кампанейщины, – я чувствовал, что сейчас могу говорить относительно свободно. – Напечатали и напечатали, что ж теперь... как раз после запретов его и начали активно обхаживать на Западе, даже Нобелевскую премию дали, а он вообразил себя мессией, который несет миру правду. Вокруг него даже определенный круг людей сложился, там через одного – наши клиенты, ещё один шаг – и он вполне может организовать собственную религию.