Спасите солнце
Шрифт:
Вездеход был на ходу, он постоянно таскал наш излучатель по тундре: Буров проводил опыты в самых разных местах прямо под открытым небом, и вот они наконец удались. Не знаю почему, но теперь я безгранично верила Бурову. Да, он мог погасить и "Подводное солнце".
Елена Кирилловна села рядом с механиком на вездеход. Я еще не успела надеть лыжи, искала для них мазь, а наша решетчатая башня уже двинулась. Издали она казалась каким-то фантастическим марсианином на ажурном треножнике, расставившем скрюченные
Когда я натирала лыжи, Сергей Андреевич зашел за мной.
– Живо! На дистанцию!
– скомандовал он.
Так я стала участницей марафонского бега.
Гонцы должны были известить о победе, а о чем должны известить мы? Неужели о том, что погасим "солнце"?
Буров прокладывал лыжню, я бежала за ним. С моря доносились раскаты грома. Льды шли друг на друга, отогреваемые сразу с двух сторон - вулканом и ядерным солнцем. Неужели мы его погасим? И что тогда будет? Как только я могла это посоветовать Бурову?
Однако не скрою, я хотела, исступленно хотела, чтобы оно погасло по воле этого огромного, сильного человека, расчеты которого смелее, выше, важнее расчетов всех окружающих его людей.
Сергей Андреевич был озабочен, хмур. Я будто снова и снова слышала его слова об атомной бомбе, сброшенной в Африке. Все мы читали об атомных бомбах, привыкли их ненавидеть, но кто из нас мог представить их себе, во всем ужасе!..
Буров догонял нашу движущуюся вышку. Я старалась не отстать от него. Казалось, что силы мои сейчас кончатся... Я ждала, когда ко мне придет второе дыхание. Я сказала себе, что должна... должна бежать... и от этого зависит что-то самое важное...
Когда мы наконец достигли центрального поста управления установкой "Подводного солнца", мне показалось, что я упаду и умру. Так ведь и полагалось марафонскому гонцу.
И я упала, вернее, села в снег.
Ни мамы, ни академика здесь не было. Они ушли на берег смотреть, как тают льды. Я не могла идти дальше. Сергей Андреевич пошел вперед.
Я сидела в сугробе и безучастно смотрела на появившуюся вдали вышку излучателя. Мы с Буровым здорово обогнали вездеход!..
Когда я немного отдышалась, Буров с мамой и Овесяном уже возвращались на пост управления. Не замечая меня, они продолжали спор, видимо начатый на берегу.
– Вы безумец, Сергей Андреевич, простите за откровенность, - слышала я голос мамы.
– Как у вас поворачивается язык предлагать академику уничтожить весь его труд последнего времени!..
– Но ведь вы не верите, Мария Сергеевна, что я могу потушить "Подводное солнце".
– Не верю.
– Так проверьте.
– Кажется, это единственное, чего я не желаю проверять.
– Слушай, Буров, - сказал Овесян.
– Ты понимаешь, на что замахиваешься? Я рапортовал... В Арктике праздник...
– А в Африке
Ни мама, ни Овесян ничего не ответили.
– Поймите, - продолжал Буров, - нет времени проводить мелкие опыты. Нужен сразу грандиозный размах. Только такой масштаб может сделать нашу работу практической. Разве не этого вы всегда хотели, Амас Иосифович?
– Зачем моими словами играешь?
– рассердился Овесян.
– Неужели я должен был тайно подкрасться к берегу и погасить ваше "Подводное солнце"?
– Кому только могло это прийти в голову!
– в ужасе воскликнула мама.
Я невольно съежилась в своем снежном убежище.
– Амас Иосифович, дорогой наш академик!.. Вы только представьте, во имя чего мы это сделаем, ради чьего спасения!.. Вот вы ужаснулись, что я мог пойти на научный разбой...
– Недостойно это...
– Я переборол себя. Я не своевольничал, я пришел к вам. Неужели же вы... Неужели вы не поймете, что должны мы сейчас вместе сделать?
– Это ты зря, Буров. Зачем митинговать? Кроме того, риск мой не так велик. У тебя может ничего не выйти.
– Должно выйти. И не только здесь. Везде должно выйти. И с вашей помощью.
Вездеход, буксировавший наш ажурный излучатель, подошел совсем близко.
– Я настаиваю на решающем опыте, чтобы остальные сорок девять тысяч девятьсот девяносто девять опытов были не нужны, - заключил Буров.
– Подумать только, сколько затрачено на "Подводное солнце"! И все это теперь!..
– почти в отчаянии воскликнул Овесян.
– Важно не сколько израсходовано, а сколько будет сбережено... и спасено, - ответил Буров.
– Он меня подведет! Честное слово, подведет под монастырь!
– крикнул Овесян.
Я больше ничего не слышала из их разговора. Они все пошли навстречу вездеходу. Я видела, что из его кабины высунулась Елена Кирилловна.
И тут я подумала: а вдруг ничего не выйдет и наш излучатель не создаст субстанции, не погасит ядерных реакций, подумала, что ни Овесян, ни мама ничем не рискуют, рискует только один Буров.
Я еле дотащилась до вездехода. Про меня все забыли. Елена Кирилловна пошла навстречу Бурову, который все еще ходил с Овесяном. Не знаю, что они еще обсуждали.
Я замерзла и забралась в кабину механика, который ушел на пост управления. Я считала, что Буров и Елена Кирилловна все-таки придут сюда.
И они пришли. Буров говорил:
– Он не мог поступить иначе. Я уважаю его.
– А я уважаю вас, Буров, - сказала Елена Кирилловна.
– Он оказался выше самого себя, выше старой своей позиции. Он рискует всем, что им сделано. Так мог поступить только подлинный ученый.
– Я уверена в вашем торжестве, Буров. Остались считанные минуты.