Спаситель Петрограда
Шрифт:
Расставаясь с пожилой женщиной, оперативник Рома Гай, которого за яркую и мощную полевую работу сослуживцы звали Болидом, чувствовал себя обманщиком и подлецом. Застращал бедную старушку, только бы она не мельтешила под ногами. А в чем она виновата? В том, что операция пошла наперекосяк?
До сегодняшнего дня мама Юры успела уже поставить на уши всю полицию и весь Путиловский завод. Она объездила, кроме всего прочего, все больницы и все морги столицы, заказала в мелкой типографии тысячу объявлений "Найти человека!" и даже проникла на несколько частных телестудий
Он убедил Идею Петровну отказаться от розысков: мол, те, кому положено, сами отыщут ее сына. Она сопротивлялась, но Рома как бы невзначай обронил, что все заговорщики - беспринципные сволочи, они не остановятся ни перед чем, и если они узнают, что Юру ищет мать, то могут, чего доброго, и избавиться от него.
Никак не объяснив свой внезапный отъезд, Идея Петровна распрощалась с Васильчиковыми, расцеловала их и отбыла на вокзал.
В этот же день Гай-Болид встретился с Ювенальевичем, насчет которого не испытывал ни малейших иллюзий.
Шепчук воспринял приглашение жандарма пропустить по кружечке пива в "Сайгоне" без осоБого энтузиазма, но тем не менее на встречу пришел.
– Георгий Ювенальевич, - Болид вставил в уголок рта сигарету и прикурил, - у меня к вам просьба.
– Догадываюсь, - процедил Шепчук.
– Простите, а почему так сурово?
– удивился Гай.
– Наши пути как-то пересекались, вы чем-то недовольны?
– Я всегда настороженно отношусь к людям в погонах.
– Шепчук тоже закурил.
– Они всех во всем подозревают.
– У каждого своя работа.
– Гай пожал плечами.
– Кто-то со сцены глотку дерет, кто-то врагов выискивает, кто-то канализацию чистит. И среди представителей всех профессий есть люди порядочные и непорядочные. И ни у кого на лбу не написано, что он сволочь.
– Не надо передергивать, - лениво отозвался Шепчук.
– Говорите, что вам нужно.
– Прекратите поиски Возницкого, - попросил Рома.
– Хотя бы на время.
– Это вы его упрятали?
– Георгий прищурился.
– Вас это никоим образом не должно касаться. Возницкий - важный свидетель, временное исчезновение которого и в его, и в наших интересах.
– Я вам не верю.
– Мне не нужно ваше доверие, тем более что оно ничего не решает. Вы уже слышали мою просьбу, и уговаривать вас я не собираюсь. Если вы умный человек, то поймете. Если нет - вас и танком не остановить.
– Вы угрожаете?
Рома наклонился поближе к Шепчуку и доверительно сообщил:
– Георгий Ювенальевич, кому вы на фиг нужны? Я знаю, что вы отстаиваете ценность отдельной личности, и, поверьте, я тоже считаю, что главная ценность в государстве - человек, рядовой его гражданин. Мы только задачи свои видим по-разному. Вы считаете, что надо дать человеку пистолет и розу в руки, а он сам пускай решает, что с ними делать. Я же полагаю, что человеку сначала необходимо объяснить, что такое пистолет и роза, для чего они, а уже потом предложить -
– Бога ради, не надо меня лечить, я сам кого угодно залечу! рассердился Ювенальевич.
– Что вы, что вы!
– всплеснул руками Болид.
– И в мыслях не было. Надеюсь на вашу порядочность, господин Шепчук, и о нашем разговоре никто не узнает.
Георгий промолчал. Его так и подмывало послать этого хлыща куда подальше.
Манюня порхала, как бабочка. Точнее, порхала она, как бочка, но Пендель врал, что как бабочка. С тех пор, как Каракула, руководитель семинара изящной словесности при Смольном институте, признала, что Мария Куваева лучше всех оперирует русским литературным языком, Манька начала считать себя почти Ахматовой... ну или Гиппиус... Черубиной де Габриак на худой конец или Жорж Санд. Хотя нет, последняя писала на французском. Но тоже не слабо.
Как Пень ни пытал ее, что уж она такого написала в своем сочинении, Маня только довольно хехекала и ни в какую не желала признаваться. На этой почве молодые люди уже успели поссориться раз двадцать, не меньше, и столько же помириться.
– Везет тебе, - ныл Пендель.
– В Амстердаме была, сейчас на такую клевую тусу попадешь. Оттопыришься...
– Но-но, без этих, пожалуйста, жаргонизмов, - пробухтела Манюня, пялясь на монитор, - я девушка скромная, носитель родного языка.
– Я тоже носитель, - в знак доказательства Пень показал свой длинный красный язык.
– И у меня он не менее родной.
Потом подумал и уточнил:
– А ты какой носитель - магнитный или лазерный?
– Я-то?
– Манюня, казалось, совершенно не следила за беседой. Я высококультурный носитель.
– Я про такую технологию еще не слышал.
– Темнота. Понаехали тут.
Не зная, чем уж и возразить на это, Пендель прибегнул к запрещенному приему:
– Я тебя щас из-за компа выгоню.
Маня тут же запричитала:
– Пенделёчек, но ты же техническая элита, весь научно-технический прогресс ляжет на твои плечи. Как, кстати, твоя шутка?
– Э...
Как удалась шутка, Пендель не знал. Он просто перенастроил почту Призорова, и трупоед, считая, что отправляет отснятый и отредактированный материал в Си-эн-эн, на самом деле сделал подарок господам с Литейного. Как отреагировали жандармы, шутник узнавать не хотел.
– Слушай...
– От Манькиного хриплого шепота у Пенделя аж мурашки по всему телу пробежали... приятные такие мурашечки.
– Я придумала, как посмеяться...
– Колись!
– Компьютерный гений подобрался.
– У тебя есть какие-нибудь ролики типа... ну я не знаю... типа "Мосты Петербурга" или "Знаменитые дворянские фамилии"?
Пень поморщил лоб с полминуты, потом хлопнул в ладоши и начал по очереди открывать многочисленные ящики своего рабочего стола. Там валялись всевозможные лицензионные программы, пиратские диски и пустые, даже не распечатанные, болванки, а также дискеты, магнитооптика и прочая белиберда; в них, словно шахтер в забое, и рылся теперь гроза виртуального мира.