Спаситель Птолемей
Шрифт:
Антигон стоял на палубе своей триеры, подставив лицо утренним лучам. Планы новых завоеваний и неутоленное желание мести Полиперхонту и Эвмену бурлили в нем, словно низвергающийся в пучину водопад, и лишали его неуемную душу покоя. Эти движения души, которые он в своем шестидесятилетнем возрасте ощущал столь остро, одновременно мучили и увлекали его. Таким был его способ, часто говорил он своему сыну Деметрию, сохранять то, что напоминало ему молодость, победоносные походы Александра Великого.
– Запомни, Деметрий, невзгоды мимолетны. А испытания, пройденные в молодости, готовят человеку великое поприще.
«В битвах я был сильнее
Теперь, когда Антигон претендовал на безраздельное владычество над морем, ему необходимо было убрать со своего пути кардианца Эвмена.
Первым увидев вдали флотилию Эвмена, Антигон восторжествовал. Враг сам шел к нему в руки. Это был добрый знак! К опасностям, к бою, к победам, Антигон и его воины были готовы всегда.
Удача сопутствовала Антигону, – его позиция была более выгодной, почти беспроигрышной. Главное, не дать врагу вырваться в море, прижать к берегу и разбить.
Антигон начал действовать быстро, уверенно, смело.
Флот Эвмена под командованием наварха Сосигена был застигнут врасплох, не был готов к битве, делал отчаянные попытки прорваться в открытое море. И потерпел поражение. Из окружения удалось вырваться всего нескольким кораблям, на одном из которых были Эвмен и наварх Сосиген. Воины Эвмена не были сплочены настоящей дисциплиной, в отличие от воинов Антигона, воодушевленных недавними блестящими победами.
На судах кардианца началась паника и грабеж сокровищ. Вскоре захваченные с кораблей Эвмена сокровища, осадные машины, десятки новых триер стали богатой добычей Антигона.
Появление в гаванях Финикии флота Антигона перечеркнуло морские планы Эвмена.
Увидев сокровища, перекочевашие с кораблей Эвмена на его корабли, Антигон расхохотался раскатисто и громко. Это был смех веселой торжествующей ярости, обнажившей ряд острых, крепких зубов шестидесятилетнего богатыря.
Вдоволь насмеявшись, Антигон резко выпрямился и обратился к своему сыну, сопровождавшему его в этом победоносном походе.
– Теперь мы с тобой твердо будем стоять на земле. Несокрушимо!.. Запомни, Деметрий, я люблю всё реальное, прочное, осязаемое. Непонятное, то, что страшит меня, я убираю со своего пути, а если знаю, что не в силах побороть, избегаю. Запомни мои слова, сын!..
От своего плана нападения на Европу, несмотря на то, что все дороги для него были открыты, Антигон отказался. Мечты о безраздельном господстве над морем завладели его думами. В своих мечтах Антигон часто уносился в заоблачные выси. Стать властелином не только моря, но и всего государства Александра, подчинить своей власти всех диадохов, передать после себя царский венец достойнейшему, а достойнейшим Антигон считал своего любимого и талантливого сына Деметрия, превратилось в главную цель его жизни.
В юном восемнадцатилетнем Деметрии, и только в нем, видел Антигон достойного преемника великого царя.
Антигон восхищался военными способностями Деметрия, проявившимися очень рано, и его тайными пристрастиями к красивым женщинам. Дочь Антипатра, благородная Фила, ставшая после гибели Кратера женой Деметрия, быстро наскучила ему. Деметрий напоминал Антигону его собственную юность, волнующую тем же вкусом к жизни, желанием познать и вкусить всё, и немедленно.
Эвмен не собирался так легко сдавать свои позиции. Он поспешно переправился
Гонец со срочным донесением застал Селевка в одном из залов дворца, внимательно рассматривающим колоссальных размеров статую Гильгамеша, высеченную из камня. Это был подарок Птолемея перед его отъездом в Египет.
Пламя светильников, сделанных в форме раковин из бронзы и серебра, рассеивало сумрак могучих сводов, скупо пропускающих дневной свет.
Воздух в зале был пропитан сладким ароматом алоэ и нарда.
Селевк смотрел на статую в немом восхищении. Он часто проходил мимо неё, но в этот день задержал на ней свое внимание. У героя был мужественный взгляд, как будто обнимающий просторы страны между Тигром и Евфратом и стерегущий покой халдейской земли. Глядя на Гильгамеша, Селевк невольно подумал: «Велик не тот правитель, вблизи которого люди цепенеют от страха, а тот, к кому они приближаются с чувством уважения. Я должен преданно служить народу Вавилонии. Я должен помнить о каждом его жителе, обо всех, кто работает и создает ценности для процветания страны. Это тяжкое бремя. Я не имею права совершать ошибки, Я как бы муж всех женщин, брат всех мужчин, отец всех детей.»
Советник Селевка прервал его размышления.
Гонец зачитал сатрапу Вавилонии послание стратега Азии Эвмена, армия которого находилась в нескольких днях пути от Вавилона.
Эвмен предлагал Селевку объединиться с ним против Антигона для защиты интересов царского престола.
Ярости Селевка не было границ. Он окинул гонца презрительным взглядом и про себя подумал: «Какая неслыханная дерзость! Он что считает меня за предателя моих лучших боевых друзей, с которыми я состою в союзе?»
Вскоре гонцу был передан ответ Эвмену, в котором Селевк сообщал, что он готов служить царице Олимпиаде и наследнику престола и исполнить свой долг по отношению к ним, но он никоим образом не может признать стратегом того, кто был осужден и приговорен к смерти македонянами, а тем более следовать его приказам.
Селевк категорически отказал кардианцу в военной помощи. Он был дальновиден. Городу городов нечего опасаться. Силой его не взять, измором не одолеть. По всей Вавилонии войско находится в боевой готовности. Опытный военачальник, он разгадал планы хитроумного Эвмена: «Эвмен будет пытаться запугать меня, чтобы двинуться к Сузам через мои земли. Он рассчитывает завладеть сокровищами, хранящимися в Сузах, и, воспользовавшись благоприятными условиями местности, отразить нападение идущего за ним следом и уже переправившегося через Евфрат войска Антигона.»
И всё же искра беспокойства тлела в душе Селевка. Он решил срочно послать гонцов к Антигону, который уже стоял со своим войском в Месопотамии, настоятельно рекомендуя ускорить своё прибытие. «Сатрапы верхних провинций уже идут на соединение с Эвменом, – предупреждал Селевк, – всего важнее опередить кардианца. Он должен понести заслуженную кару за гибель Кратера.»
«Те, кто выходят живыми и невредимыми из испытаний, меня всегда занимали, – размышлял Селевк, – Птолемей и македоняне приговорили Эвмена к казни, а Олимпиада и Полиперхонт назначили стратегом Азии. Какая-то неведомая сила оберегает его. Он строит флот, который почти целиком переходит на сторону Антигона, а его корабль спасается. Теперь же он стремится захватить царскую сокровищницу в Сузах. Вчера еще жизнь Эвмена висела на волоске, а сегодня он снова угрожает нашему покою.»