Спаситель
Шрифт:
Капитолина смотрела на него, не мигая.
– Ты большо сам ведаешь ее имя. Понеже… сие не сон.
Филипп молчал.
– Ты воротишься туда. – Твердо заключила она, будто вынесла вердикт.
Завадский сел на кровати, спустил ноги.
– Нет. – Сказал он, глядя во тьму перед собой. – Живший в том мире давно умер.
– Егда еже пугает тебя?
Филипп обернулся.
– Что я потеряю и этот мир, если совершу ту же ошибку.
Такой испуг, разбавленный искренним чувством отразился на ее лице, что он немедленно наклонился и прильнул к ее губам.
***
На этот раз Завадский выдвинулся на восток налегке, что позволило ему без особых затруднений присоединиться к каравану частного томского купца Долгополова, плывшего по Ангаре
Купец Долгополов был только рад, что к его каравану присоединились одиннадцать хорошо вооруженных староверов в казачьих кафтанах, игравших роль рындарей. Всего за три недели он доставил их в Иркутск, откуда братья двинулись дальше – в знакомые уже места и остановились на отдаленном постоялом дворе неподалеку от Селенгинска, где наводили справки о том, как окольными путями можно выбраться к Нерчинскому или Шильскому острогам, минуя таможенные посты. В округе ходил слух, что эвенки или как их называли тогда – тунгусы (самый дружественный русским народ из коренных) знали тайные пути, позволявшие быстро, минуя ущелья, бурные реки и горы, выйти прямо к Нерчинску.
В конце концов, Данила с Бесноватым нашли какого-то пьяного старика, утверждавшего, что он русский, хотя он выглядел как азиат и говорил по-русски с акцентом. Старик поведал, что покажет дорогу к стоянке кочующих тунгусов за полведра водки. Ему дали четверть ведра и он повел их на север. Шли пешком примерно полдня, старик на удивление живо передвигался, лихо перебрался по бревну через речку, углубился в густой лес, затем вышли они к поляне, поднялись на холм и увидели вдали невысокую горную гряду, покрытую лесом. К ней шли часа два, а она все не приближалась. Старичок говорил, что «осталось недалече» и наконец указал в сторону небольшого холма и сказал, что стоянка прямо за ним, а после неожиданно исчез. Никто даже не заметил, куда он пропал. Один говорил на другого, а все вместе – никто не видел.
В конце концов взяли наизготовку пищали и пошли осторожно к холму. Филипп прислушивался, глядел в кроны – ему чудились там какие-то звуки, помимо птичьего пения. Неожиданно рука Антона легла ему на грудь. Завадский остановился, Антон приложил палец к губам и показал вниз. Филипп увидел прямо перед собой в траве едва заметную натянутую веревку. Затем Антон показал направо, там под кронами был спрятан лук со стрелой, нацеленной прямо на него. Филипп медленно отступил, и пошел с братьями в обход, но почти сразу Антон снова остановил их. На этот раз Аким чуть было не ступил в замаскированную яму с кольями. В конце концов решено было идти цепью за Антоном. Они обошли еще несколько ловушек в том числе в виде гигантского молотка в котором головкой выступал ствол молодой сосны, который по задумке должен был разбить им черепа. Ай, да Антон! И все же самого главного он не заметил. Как, впрочем и остальные.
– Нунрадуктын! – раздалось позади.
Все медленно обернулись и замерли. Их окружали возникшие будто из ниоткуда тунгусы, нацелившие на них луки с угрожающе длинными стрелами и короткие топорообразные копья, похожие на короткие бердыши, называемые «пальмами». Причудливые распашные кафтаны их с передними вырезами напоминали испанские камзолы. Лицами тунгусы были похожи на бурят или монголов.
– Споко-о-о-ойно, – протянул Завадский, приподнимая руки – он единственный не был вооружен, – мы пришли с миром.
***
После подобной встречи удивительно было дальнейшее. Среди тунгусов был один высокий для своего народа парень, который хорошо знал русский язык. Братьев отвели за холм, где обнаружилась
Высокий парень, говоривший по-русски по имени Бакан только махал рукой – дескать отдохните сначала с большой дороги.
Вскоре к ним вышел старший – чернодлинноволосый мужчина средних лет с умными глазами, похожий больше на индейца или мексиканца, чем на тунгуса. Его звали Бодул. Он общался с ними через Бакана – выяснилось, что кроме этого парня здесь никто не знает русского языка.
Разговор между тем с Бодулом шел странный – сначала был вежливый обмен вопросами – кто они, откуда, как обстоят дела в тех местах, откуда они пришли. Затем Филипп заговорил было о коротких путях к Шильску, но Бодул уклонялся от ответов на эти вопросы – он все махал рукой, говорил: отдыхайте, ешьте. Так они отдыхали, ели и пили до вечера, потом смотрели на танцы девушек с лентами под звуки бубнов, потом им показывали оленей и коней, потом рассматривали их пищали, потом снова ели – оленину и оладьи с черемуховым вареньем, потом староверы лежали на траве, стонали от переедания. Среди них также лежали две тунгусовские собаки.
Терпение Завадского таяло, и наконец когда уже совсем стемнело и только костры пускали искры в кромешную тьму, Филипп не выдержал и поймал Бодула, когда он выходил из чума, схватил за руку и тут же отпустил. Рядом как по команде возник Бакан.
– Бодул, мы благодарны тебе и твоим людям за радушный прием, но все же мы здесь по очень важному для нас делу. И мы готовы хорошо оплатить твою помощь.
Бакан перевел слова Филиппа. Бодул слушал склонив голову набок, потом вздохнул, посмотрел на Луну и тихо сказал что-то на своем языке.
Бакан перевел:
– Бодул не покажет вам таких путей.
– Не покажет? Но почему? Он что, их не знает?
Бодул улыбнулся, услышав переведенные слова Завадского и произнес три коротких предложения.
– Бодул Вачелан говорит, что такие пути он знает, но он не знает тебя, Филипп. – Перевел Бакан.
Завадский кивнул и разочарованно улыбнулся.
– Что же мне сделать, чтобы уважаемый Бодул узнал меня лучше?
Бакан перевел и озвучил многословный ответ Бодула:
– Мы простой народ и ценим простые вещи. Мы никуда спешим, потому что живем зде ни едину сотню лет и знаем, еже сия земля уважает терпеливых. Но ваш народ всегда торопится. Спешит захватить побольше. Вы пришли недавно и сразу же назначили себя зде хозяевами, заставили местных платить ясак, и сначала вели себя что дикари, хватали наших женщин… Конечно, и мы не оставались в долгу. Мой отец изрубил пальмой добрую дюжину казаков. Но времена давние. Мой народ сегодня помогает вашему. Егда ваш стольник Головин прибыл в Нерчинск договариваться о границах с Цинской империей, маньчжуры увидали, что вы слабы и нет смысла говорить, ежели все мочно решить силой в свою пользу. Они сожгли Албазин и окружили Нерчинск и только купившись на хитрость нашего князя Гантимура Катаная цины отступили. Вы заключили с ними невыгодный для себя договор, ин убо лучше такой договор, чем плен, смерть и унижение. И чем вы отплатили нам за помощь? Мой младший брат – аманат. Сидит в заточении в Кабанском остроге. Бакан тоже был аманатом (здесь Бакан переводивший слова Бодула о себе, смутился), поэтому он хорошо говорит по-русски. Вы цепляете на нас поводки. Да, силой можно добиться многого. Но у тебя, Филипп, ее нет.