Спаситель
Шрифт:
Филипп сердито посмотрел на коротышку и, заметив краем глаза, что рыжебородый спокойно развернулся и ускакал, отступил.
Стрельцы забрали все их подводы, оружие и уехали по дороге в сторону острога.
Братья собрались вокруг Завадского.
– Еже овые были? – обескураженно чесал голову Данила. – По однорядкам да чинам не больно похожи на разбойников.
– Не знаю, – ответил Филипп, исподлобья глядя на лес, из которого они выехали.
Столько верст позади, столько дней, испытаний, и отдать все какой-то швали!
– А ты годе, брат, удумал, припрятать
Ноздри Филиппа все еще расширялись.
– Не понравилась мне та странная возня на посту.
– Инда не зря видать… Недалече, гляди-ка, едут – убо к острогу везут не таясь.
– Гнилое место зде, братья, – мрачно сказал Бартоломей, щурясь на острог.
– Не плюскай!
– Помяни мое слово.
Тем временем из лесу выехали Аким и Савка – каждый управлял пустой телегой. Увидев безоружных и бестележных братьев своих, лица их вытянулись от удивления.
Пока все обменивались рассказами Филипп думал, присев на кочку, а потом подошел к братьям. По лицам их видно было, что ждут они уже от него каких-то решений.
– Едем в посад, – объявил он, – а там мы с Акимом и Антоном сходим в острог. Потолкуем с воеводой.
***
Частокол стен Нерчинского острога был невысоким, а вот дозорные башни повыше даже чем в Томске – видимо из-за крутого рельефа вокруг – сплошь горки, холмы, увалы да изломы.
Завадский, Аким и Антон миновали угол острога и пешком вместе с худым обозом на котором везли уток и рыбу, вошли в острог через главные ворота. Тут же вышли на них суровые караульные казаки.
Аким, любивший и умевший важничать, не дожидаясь вопросов помпезно объявил:
– Начальник томского казенного каравана с посланием от томского воеводы!
– Почто пеши, начальник? – охладил его пыл один из казаков с подбитым глазом.
– Еже тебе за дело! – рассердился Аким. – Лошади наши в посаде с караваном!
Завадский протянул старшему казаку бумагу.
– Пускай отведут нас к воеводе.
Казак оглядел богато одетого Филиппа, опустил глаза на бумагу.
– Нету воеводы, – сообщил он возвращая бумагу.
– Когда будет?
– Доложить позабыли. – Усмехнулся казак. – Второй дни нету. Ступай ежели хочешь к дьяку в приказную избу.
Делать нечего – Филипп решил пойти, потолковать хотя бы с дьяком. Ярыжка тут же на чурке записал их имена в большую книгу, размером чуть меньше него самого и пока он записывал, Завадский заметил, что тот ставит возле их имен какие-то пометки. Приглядевшись, он увидел, что напротив имени Акима написано «гусь чванливай», напротив имени Антона – «разбойная рожа», а сам Филипп поименован был «архиереем с большой дороги».
Завадский хмыкнул и направился с братьями в центр острога, где размещалась привычная уже деревянная церковь. За нею как говорили, находилась приказная изба. Филипп обратил внимание, что Нерчинский острог немного отличался от всех ранее виденных им острогов. В частности к северной стене его был пристроен как бы еще один внутренний маленький острог прямоугольной формы со стенами из тынов той же высоты, что и частокол основных стен.
В приказной избе было многолюдно, шумно и в целом встретили их высокомерно. Завадский даже испытал дежа вю – будто пришел в какую-нибудь госконтору за справкой. Какой-то мелкий служилый велел встать им в общую очередь, состоявшую из разночинной публики – от подобострастных холопов, падавших на колени, едва доходила до них очередь до каких-то важных пузатых священников. Более всех уверенно себя держали здесь всякие целовальники и подьячие посланные с бумагами из земств. Ярыжные собратья принимали их радушно и без очереди, обмениваясь шутками-прибаутками. Профессиональная солидарность.
Аким разумеется, терпеть такого не стал. Он обернулся, со скепсисом поглядел на Филиппа и Антона.
– Ну? Еже встали яко девки на смотринах?! – произнес он отрезвляюще и нагло расталкивая локтями толпу попер прямо на дьяка, сидевшего за отдельным столом в дальнем конце избы.
Опомнившиеся Филипп и Антон поспешили за ним. Никто не решился их остановить.
Дьяк – полный, тестолицый, со сверкающей лысиной, устремил на них слегка удивленные глаза.
– А ну сказывай, еже за плищь [неразбериха] у вас в разряде деянится?! – гневно вопросил Аким. – Разбойники ни даже под острожными стенами без зазору важных гостей пищалями стращают!
– С челобитной тудыть! – кивнул куда-то в сторону ничего не понявший дьяк и тут же позвал какого-то Прошку.
Тотчас подскочил худой подьячий с улыбчивым лицом, но ничего делать не решался – просто стоял подле.
– Я те дам тудыть! – Аким схватил дьяка за отвороты ферязи, потянул из-за стола.
Худой подьячий дернулся было к ним, но Антон взял его одной рукой за шею.
Филипп заметил, что кругом воцарилась тишина, только подьячий хрипел, да дьяк часто дышал. Медленно обернувшись, он увидел, что все замерли и смотрят на них. Почему-то вспомнились эпитеты, которыми наградил их ярыжка в книге. Вот стало быть, как их видят со стороны – разбойниками. К собственному удивлению, Завадскому стало стыдно, и одновременно обидно за братьев.
– Ладно, – сказал он тихо, – пойдем отсюда, братья.
Едва они вышли на улицу, тотчас раздались нарастающие оглушительные пересвисты на разный манер, лай собак и топот копыт.
– Воевода! Воевода едет! – закричали с разных сторон.
Следом через распахнутые ворота в острог проскакали восемь всадников, за ними ни много ни мало – запряженная в четверку английская карета. Всадники поскакали дугой, а карета лихо затормозила у ворот внутреннего острога. Из нее вышел белобородый пожилой сутулый мужичок в красном кафтане при золотом поясе. По тому как суетилась вокруг него богато одетая свита, Завадский понял, что это и есть воевода.