Спаситель
Шрифт:
Фигура сделала легкое движение рукой и Филиппа подняли на ноги.
***
В начале бескрайнего макового поля стоял Филипп в окружении головорезов. Истома вертел в руках маковый цветок.
– Еже сый дрянь? – вопрошал он хмуро, поглядывая на Завадского. – Еже сие за дерьмо? Иде хлеб?
Филипп смотрел на уходящее за горизонт поле. Его разорванная рубаха трепалась на ветру.
– За полушку этого дерьма цины платят шелком и чаем. А будут платить золотом. – Сказал он.
– Ты смеешься?
– По-твоему я засеял этим все до горизонта ради смеха?
–
Завадский повернулся к Истоме.
– Я уже встречался с ними. За фунт этой дряни они дают столько же, сколько за десять подвод соболей. Только на ней нет никакого казенного ярма. Чистое золото прямо у нас под ногами.
Истома посмотрел на него долгим немигающим взглядом.
– И что это?
Филипп сорвал последний дозревающий плод.
– Дай попробовать своему человеку.
– Я дам тебе. Еж? – усмехнулся Истома, увидев реакцию Филиппа. – Али ты настолько ополоумел, еже от отчаянья удумал отравить нас?
Филипп коснулся мизинцем сгущенного сока и сунул палец в рот. В нос шибанул сладковатый запах, по телу пошли покалывания, а потом ушло все – эмоции, мысли, боль – будто перестали существовать. Видимо, это отразилось на его лице, потому что Истома и другие казаки подошли к нему ближе. Завадский видел это сверху. Видел поле мака, уходящее в небо, видел свой острог, лошадей, казаков внизу, сияющий на солнце шлем Истомы и себя. Задрав голову, Филипп увидел синие радужки отраженные в небесном взгляде.
Он не сразу понял, что Истома давно уже что-то говорит ему.
– Я дам тебе в мале годины [немного времени] покамест. Обаче соврешь – пеняй на себя. С торговли сый дрянью две трети буде приносить мне.
– Две трети, да ты спятил, Истома, это невозможно, – вяло сказал Филипп, борясь с накатившей сонливостью, – знаешь сколько уходит на доставку, выращивание, на охрану обозов… Ты просто режешь на корню.
Истома толкнул его в грудь.
– Ты позабыл кто ты? Я напомню – никто! На сей земле един хозяин и все в его области [власти]. Единаче и ты и сие сраное поле.
– Она отравила тебя, Истома, – говорил Филипп заплетающимся языком, – я тебя предупреждал, но…но… будь по-твоему…
***
Аким бешено вращая глазами расхаживал по избе, бил громадным кулаком в стены и косяки. Сегодня разбойники Истомы отсекли голову его другу Егору. Другие эмоциональные братья из ближних – Игорь и Севастьян тоже ругались, матерились, обсуждая как лучше напасть на Истому, как отомстить. Самые верные – Данила, Антон, Филин, Савка молчали, хмуро поглядывая на Филиппа, понимавшего, что душой они сейчас со своими братьями. Только Бес выглядел спокойным – он сидел в углу на сундуке с бумагами и протирал ветошью свою пыжатку.
Завадский сам еще не совсем пришел в себя – полчаса назад он нашел Капитошку с младшей сестрой, которая в момент нападения была у нее в гостях в тайном лазе, вход в который был оборудован у них на дворе в сарае за отъезжавшей на спрятанных колесиках деревянной платформе. Но не всем женщинам в «Храме Солнца» повезло укрыться. Люди Истомы убили двадцать двух человек, изнасиловали и ранили несколько девушек. Каким-то
– Филипп! – подскочил к нему Аким. – Упустим убо! Абие надобе гнати за ними да брать ночью на первом же увале!
– Успокойся.
– Чево? – Аким захлопал глазами.
– Ты порешь горячку.
К Акиму присоединились голосистые Севастьян с Игорем.
– Брат! Они уранили наших! Истнили баб! У Антифея родного брата зарезали!
Тут в избу ворвался Серапион с растрепанной бородой и волосами.
– Все… Все из амбаров выгребли, скот забрали, со… собаки! – задыхаясь сообщил он плаксиво.
– А ну чего раскудахтались яко бабы! – громыхнул «воеводским» голосом Мартемьян Захарович и все притихли, но ненадолго.
– Нельзя малакаться! Надобе в погонь, да поживее! Покамест недалече ушли! – выкатил на него безумные глаза Севастьян, но его отодвинул Аким, с недобрым прищуром выйдя в центр избы.
– Я не разумею, братцы, вы еже бы встали с понурыми рожами? – оглядывал он каждого. – Позняетесь сожрать овое унижение? Я верно разумею?
– Что ты предлагаешь? – обратился к нему Филипп, глядя в глаза с высоты своего роста. – Гнать две сотни бойцов на полтысячи головорезов с пушками? Даже если нам повезет, мы потеряем почти всех, а через неделю сюда придет тысяча новых из гарнизона.
– Ин еже сегда? – развел руками Аким. – Сие все?
– Уймись, Аким. – подал голос Данила. – Брат Филипп прав. Мы токмо погубим своих.
Аким криво усмехнулся.
– Ин ладно. Сидите по углам! Мы сами.
– Кто вы? – не понял Завадский.
– Мы с братьями!
– Хочешь сдохнуть? – спросил Бес.
– Не хочу статься сташивым [трусливым] выблядком!
– Да закрой ты уже пасть, Аким! – Филипп строго глянул на него, и убедившись, что Аким заткнулся, обвел взором остальных. – Мы не будем ни за кем гнаться! Мы едем в Ургу. Сосредоточьтесь на этом, нам понадобятся силы, потому что если у нас получится там, мы раздавим этого Истому здесь, а если нет, он сделает это с нами. Хотите победить – наберитесь терпения. Мы отомстим этой мрази и всем, кто причинил вред нашим братьям и сестрам. Но сейчас… пускай Истома думает, что мы покорились, что ничего не изменилось. Пусть думает, что он главный. Когда мы наберем силу, а он потеряет бдительность, тогда и снесем эту тварь!
Некоторые братья задумались, а иные осторожно кивнули.
– Ин елико ждать? – не унимался Аким.
Филипп снова подошел к нему, поглядел в глаза.
– Ты еще не понял? Ярость растворила твои мозги?
Аким, наконец, отвел взгляд и нахмурив брови с обиженными видом отошел в сторону.
Поняв, что возражений больше не будет, Филипп устремил взгляд на старца.
– Серапион! Позаботься о родственниках погибших и похоронах. Проведи ревизию того, что осталось и распредели между людьми максимально экономно. До осени общине придется туго. Мы должны это пережить. Понадобится твой опыт. Остальные займитесь делом – завтра рано утром мы выезжаем.