Спасти Феникса
Шрифт:
Все Вороны напряглись, пытаясь уловить малейший намек на преследование. Протяжная, пугающая тишина простиралась перед ними, как предательски тонкий и хрупкий первый лед, пока Фу прощупывала взглядом каждый листок в поисках засады.
Ничего не последовало.
Возможно… только возможно… они выбрались.
Кто-то резко вдохнул. И раздался оглушительный крик:
– Я ПАРНЯ ИЗ-ЗА МОРЯ ЗНАЛ. ОН РЕДКИМ ДАРОМ ОБЛАДАЛ…
Голос Сумасброда расколол ночь подобно топору, зарядив самую неприличную из дорожных песен, какие Па разрешал им петь в присутствии Фу. Остальные
– Двенадцать печей, Фу! – Негодница изо всех сил вцепилась в телегу, колошматя себя по колену. Ей было почти столько же лет, сколько Па, и обладала она в два раза более переменчивым, чем у него, нравом, – одна из немногих, кто знал Па, когда его еще звали Дворнягой, а не Вождем. Она забрала у Фу кошку и почесала ей лоб. – Я думала, ты попросишь королеву подкинуть нам еще и корону за все наши беспокойства!
– Что толку от короны? – протянул из-за спины Негодницы Обожатель. Приступ веселья смягчил даже его постоянно суровый голос. – Она точно так же могла бы попросить шлепнуть короля. Возможно, Ее Высочество согласилась бы охотнее.
Сумасброд, у которого на титулы была аллергия, подхватил Фу за руки и закружил ее в умопомрачительном вихре, выкрикивая очередной пошлый и анатомически невозможный стих насчет «парня из-за моря». Фу не сдержалась, запрокинула голову и рассмеялась. Да, им еще предстояло пройти немало лиг и сжечь тела, но… но у нее получилось.
В кои-то веки она заставила дворец заплатить.
– Постой, постой! – Сумасброд задыхался от смеха, хватаясь за живот. – Меня сейчас вырвет!
Они притормозили в пьяном наклоне рядом с Па. Он ведь имел все основания веселиться вместе с остальными.
Он даже не снял маски и теперь смотрел назад, на Думосу.
– Ну же, вождь… – начал Сумасброд, однако Па оборвал его.
– Ничего еще не закончено. Плясать будете, когда тела сожжем. – Па свистнул, призывая двигаться дальше.
Негодница передала кошку обратно Фу и покачала головой вслед Па. Ворон снова охватило беспокойство. Сумасброд продолжал тихо напевать, Обожатель через несколько шагов стал ему вторить, но в целом телегу, покатившую дальше, сопровождало молчание.
Разбросанные вдоль дороги хижины и склепы богов постепенно уступили место лесу искореженных, укутанных лишайником деревьев. «Парень из-за моря» затих, сменившись другой песней, еще более громкой и уверенной. Скоро единственным напоминанием о Думосе стали золотистые всполохи над темными холмами да редкие искорки между стволами.
– Здесь.
Голос Па прорезал ночь, отсекая последнюю строчку походной песни. Он воткнул свой факел в мягкую придорожную грязь. Телега со скрипом остановилась. Па снял маску и кивнул в сторону Фу и кошки.
– Нет такой твари, которую нельзя съесть, девочка.
– Это не тварь, она моя, – ответила Фу. – Моя доля причастного.
Па хохотнул.
– Клянусь дерьмом Завета, она твоя, Фу, а вот про твою долю мы поговорим позже. И как же ее в таком случае зовут?
Она вспомнила физиономию управляющего, которого вот-вот могло вырвать, вспомнила танец Сумасброда и ухмыльнулась:
– Блевотка.
– Годится. –
Фу прислонилась к краю телеги и осмотрела два савана, валявшихся среди вязанок хвороста.
– Большие, – сказала она. Принц был почти на год ее старше, и явно эти двое гораздо лучше питались. – Не знаю, хватит ли дров на обоих.
– Вполне, если мокнем их в трупожар, – предположил Подлец, привалившись к телеге с другой стороны.
Теперь Фу мешал только клюв. Она посадила Блевотку на телегу, откинула капюшон, распустила шнурки маски, оставив ее висеть на шее, и провела рукой по стриженным до подбородка черным космам. Какое счастье вдыхать чистый ночной воздух, а не дворцовый фимиам или выдохшуюся мяту маски.
Заразы она могла не бояться. Считалось, что каждая Ворона напортачила по-крупному в прежних жизнях, причем настолько, что Завет покарал их чумой и обрек на искупительное существование во имя обуздания этой болезни. Что, согласно представлениям о грехе, Вороны рождались уже в долгу перед Заветом. Что, пока они не выплатят долг, их не возьмут в новую жизнь.
По крайней мере, так говорили. Фу не знала, насколько этому можно верить. Но жесткая, как железо, правда заключалась в том, что Чума Грешника не трогала только Ворон.
Трупы мальчишек еще не начали смердеть, однако ее по-прежнему передергивало при виде малиновых пятен на саванах. Из всех обязанностей вождя перерезание глоток пугало ее больше остальных.
Она протянула руку и пощупала то, что из двух окровавленных куколок представлялось трупом более благородного происхождения.
– А они настоящие, королевские, Па?
– Только один. Второй – его двойник.
Фу стягивала полотно до тех пор, пока свет от факела не упал на лицо мальчика, словно покрытое пятнами ржавчины. Он как будто спал, и лицо было чуть испуганное. Быть может, когда нож Па коснулся его горла, он еще бодрствовал.
Она скривила губы.
– Так вот как выглядит грешный принц.
Труп мальчика сел.
– Вовсе нет, – сказал он. – Но мне говорили, что я весьма похож.
Глава третья
Заветная клятва
Фу вовсе не собиралась бить мальчика, но все-таки ударила.
Кричать она тоже не собиралась, но и крик вырвался, причем исступленный. Что сопровождалось приземлением на задницу, когда она отшатнулась назад и споткнулась. Ругань Подлеца и рык хохочущего Па только добавили ее панике грязи.
Мертвый мальчик высвободил левую руку из бинтов и поморщился, ощупывая челюсть. На его простой рубахе с длинными рукавами запеклась кровь, так что не разобрать было, есть ли там свежие пятна. Фу уже пыталась нашарить первый попавшийся камень, поскольку второй саван тоже зашевелился.