Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем
Шрифт:
Шмайсер вышел за дверь, и через пару минут вернулся с заспанным денщиком. Тот моментально проснулся, когда узнал, для чего его привели. И сразу засуетился с нескрываемой радостью — споро натащил горячей воды, наточил бритву и принялся с мастерством опытного цирюльника приводить императора в соответствующий вид.
Свежеиспеченный флигель-адъютант принес какой-то баул, извлек новую генеральскую шинель на красной подкладке и великолепную каракулевую папаху. Затем достал из резко похудевшего мешка новенькое обмундирование, причем
И, насвистывая под нос, стал прилаживать на китель и шинель золотые генеральские погоны с тремя звездочками. Фомин радостно выдохнул — все немец предвидел, как и то, что императору ходить в затрапезном виде, даже две пары погон где-то упер. Ибо покупать такие вещи Шмайсер стал бы только под страхом смерти…
— Господа офицеры! — Отчаянная команда кого-то из опомнившихся штабных хлестанула кнутом. Все с оторопелым видом посмотрели на Семена Федотовича, вернее, на его широкие плечи, в золотом сиянии генеральских погон с императорскими вензелями.
Но тут в освещенную залу вошел совершенно преобразившийся император, побритый, в генеральском мундире. Все разом впали в столбняк, даже всегда решительный генерал Молчанов. Некоторые усиленно заморгали, кое-кто потер глаза, словно хотели отогнать видение.
— Генерального штаба подполковник Ефимов! Приказываю немедленно вступить в должность начальника штаба Ижевско-Воткинской дивизии.
— Есть, ваше императорское величество! — Невысокий худощавый офицер с русой бородкой щелкнул каблуками.
— А вам принять второй батальон от полковника Ефимова. — Император повернулся к высокому крепкому капитану.
— Есть, ваше императорское величество!
— Викторин Михайлович! Прошу вас немедленно построить дивизию и все подразделения, что стоят в Назарове. Прикажите собрать местных селян — мне нужно поговорить с людьми.
— Есть, ваше императорское величество!
Фомин заметил, как радостно блеснули глаза молодого генерала. Видно было, что Молчанов испытывал чудовищное облегчение, ведь многомесячный затянувшийся маскарад был в тягость не только всем ижевцам и воткинцам, но и ему тоже. Но маска окончательно сброшена — и лица собравшихся офицеров и солдат озарились надеждой…
Глава первая
Но бывает день один…
(2 января 1920 года)
— Пся крев! Эти гусситы обрекают нашу дивизию на истребление, пан Казимир. — Офицер в мундире польской армии, в наброшенной на плечи шинели, медленно прошелся по салону вагона, в ярости похлопывая перчатками по ладони левой руки.
— Я их понимаю. — Сидящий за столом Казимир Юрьевич Румша, бывший полковник русской императорской армии, ныне ставший командующим пятой польской дивизии, которую именовали Сибирской, чуть улыбнулся краями губ. Вот только радости совсем не было в этой ухмылке полковника, одна злоба на вчерашнего союзника.
— Я их прекрасно понимаю, — повторил
Поляки были сильно недовольны созданием Чехословакии, ведь в Версале в ее пользу, не думая долго, обкорнали соседей. От побежденной Германии отрезали Судеты, в которых на одного чеха приходилось по пять немцев, а от новообразованной Речи Посполитой нагло оторвали Тешин, где проживавшие испокон веков поляки доминировали над «братьями» чехами.
— Дальше Иланской наши эшелоны сейчас не пройдут, там создана порядочная пробка из их поездов. — Полковник Валериан Чума, командующий всеми польскими частями в Сибири, остановился и уселся за стол.
— Они отказались пропустить даже семь эшелонов с семьями, ранеными и больными. А генерал Жанен приказывает нам ждать, пока с полковником Арчеговым не будет заключено соглашение о пропуске всех чешских составов за Байкал.
— Это как бальзам на душу, — Румша хихикнул, — надеюсь, что ушлый казак ограбит их эшелоны основательно. Пусть чехи от жадности удавятся.
— Чему радуешься?! — грубовато резанул Чума. — Распотрошив двести чешских поездов, он примется за наши пятьдесят, если мы все же доберемся до Байкала. И нам придется отдать добро, лишь бы выбраться из этой Сибири, где сопли в носу замерзают.
— А может, и не придется, — задумчиво протянул Румша. — Может быть, мы все сохраним и в накладе не останемся. Да еще колчаковского золотишка вытянем из Сибирского правительства.
— Как?! — Чума оторопело посмотрел на собеседника. — Что ты имеешь в виду, пан Казимир?!
— Плюнуть на чехов и Жанена и попытаться договориться с русскими напрямую. Я еще не уверен, но в штурмовом батальоне все жолнежи клянутся, что в Ачинск сегодня ночью вошла Ижевская дивизия и отбила наступающий авангард красных. Это позволило нашим бронепоездам и батальону уйти на станцию Чернореченскую, где расположился штаб генерала Каппеля. Теперь части третьей белой «армии» — Румша иронично надавил на последнее слово — смогут вырваться из ловушки!
— Допустим, — отозвался Чума, — но впереди Красноярск. А мы с эсерами уже заключили перемирие за пропуск наших эшелонов. Взять его штурмом колчаковцы вряд ли смогут — ты сам видишь, какой бардак у них творится. Нет, они обречены.
— Не спеши их хоронить, Валериан.
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь, кто командует белыми в Ачинске?
— Нет! Я только приехал из Красноярска и еще не в курсе.
— Сам император Михаил Александрович! Вот так-то!
— Ох ты, — Чума даже привстал с кресла. — А не новый ли Лжедмитрий он, часом? Кто знает…
— Нет, это исключено. Два офицера его уверенно опознали. Кроме того, у местных селян на стенках имеются портреты царской семьи. Вон там, на столике, один лежит, я специально взял.