Спасти настоящее

Шелест Михаил Васильевич

– Ладно, Миша, давай ложиться. Завтра подъём в шесть, а уже час. Напишешь всё, что рассказал, и в тринадцать ноль-ноль ко мне. Обсудим.

* * *

Утром я вышел из парадного чуть позже шести. За Юрием Ивановичем должна была подъехать машина, а не надо было переодеться. Моя «квартирка» располагалась на Старом Арбате в доме с гастрономом «Торгсин». В этом гастрономе кот Бегемот из романа «Мастер и Маргарита» пожирал шоколад и мандарины. Я всегда, едва увидев гастроном, представлял «Бегемота» и улыбался.

Квартирка представляла собой

жилплощадь из трёх комнат меблированную, ма мой неискушённый взгляд, антикварной мебелью. Вбежав по лестнице до «своей» двери я, как обычно, осмотрел её и отметил, что коврик так и лежит, сдвинутый мной ровно на два сантиметра по часовой стрелке, а маячки на месте. Хотя это не значило, но на душе стало чуточку спокойнее.

Я отпер дверь ключом и, отступив вправо, толкнул её во внутрь.

– Вы заходите, не стесняйтесь, – услышал я сзади и оглянулся.

В дверях квартиры напротив стоял человек в сером пальто и шляпе. У человека в правой руке, прижатой к телу, имелся пистолет с непропорционально удлинённым дулом.

– Заходите-заходите, – повторил он.

Я удивился его беспечности, но, когда посмотрел вглубь «своей» прихожей, увидел ещё одного человека, чуть моложе, одетого в лёгкую куртку «ветровку» коричневого цвета. У него аналогичный пистолет находился в левой руке.

Мелькнула мысль, что они могли бы попасть друг в друга если бы я смог уклониться в сторону, но снизу по лестнице поднимался третий.

– Обложили, как Плейшнера, – сказал я.

– Яду дать? – Спросил поднимающийся.

– Свой имеется, но не дождётесь, – буркнул я. – У нас мало времени. Мне в управление к восьми тридцати.

– Ну, тогда заходи, Михал Васильевич. Не стой в дверях. Нам тоже на работу надо.

– А это, что у вас? Хобби? – Спросил я, зашагивая в прихожую и проходя в зал не разуваясь.

В зале в кресле сидел четвёртый. И его я узнал. Мы сталкивались с ним в фонде Иваныча в начале девяностых, и он меня должен был помнить. Тогда. Но не сейчас. Сейчас помнил его я, но не он.

– Проходи, садись

– Спасибо, Евгений Петрович.

– Ты меня знаешь, – не спросил, а констатировал он. – Откуда?

– Я тоже учился в школе.

– Не ври старшим. В школе не принято поминать имена прошлых руководителей. Настоящего-то не все знают, а тем более видели. Значит так, да? Значит ты у нас Ванга, да?

Из своей прошлой жизни я знал, что этот человек посвятил всю свою жизнь созданию своей собственной агентуры и этому научил некоторых своих учеников, введя их в свой ближний круг.

Путём собственных изысканий я несколько расширил своё понимание значимости его участия в подготовки перестройки, но не собирался об этом ему говорить. Из всего прочитанного, услышанного про него, я понял, что это человек по своей сути беспринципный, и мог перешагнуть через любые принципы, если они мешали его идее перестроить СССР.

Моё положение в СССР было критичным. Про перестройку и её основателей я знал всё, но сообщить об этом не мог

даже Дроздову. Это убило бы Юрия Ивановича и морально, и, скорее всего, физически. Конечно, я оставил свои записки в «надёжном месте», но гарантировать их доставку адресатам после моей гибели было невозможно.

– Дроздов упоминал? Скажи честно.

– Я свои источники не сдаю, – нагло ухмыльнулся я. – И вы можете отрезать мне даже руку.

Собеседник смотрел на меня ровно и пристально, почти не моргая. Его крупное, несколько вытянутое лицо с «хорошим» подбородком было спокойным.

– Времени, действительно, немного и, ты, в принципе мне уже всё сообщил, чтобы понять, что ты опасен. А я тебя увидел и запомнил. Жить ты будешь, но жить в ежеминутном ожидании гибели. А я пока решу, что с тобой делать. Может быть ты и пригодишься. Где меня искать, ты, надеюсь, знаешь?

– В Торгово-промышленной палате.

– Ещё раз удивил.

Он поднялся из кресла. По костюму, великолепно сидевшему на человеке, сказать, что ему пришлось прождать меня всю ночь, было невозможно. Да и не ждал он меня всю ночь, я так думаю. Перейти из квартиры в квартиру через лестничную клетку – пара минут. Умыться, одеться – минут десять. Я же шёл не особо торопясь, имея в запасе кучу времени.

– Не провожай, – остановил меня гость, сопроводив свои слова останавливающим жестом ладони. – Подумай над своим поведением. Не всё, что ты знаешь, полезно для страны.

– А что полезно, а что нет, – определяете вы?

– Определяем мы. И поверь мне, нас очень много и механизм перестройки СССР уже запущен. Тебе, или кому-то ещё, его не остановить. Тебе надо определиться, перемелет этот механизм тебя, или ты станешь его частью и принесёшь пользу нашей Родине.

– Не будет СССР, – сказал я чётко.

Он остановился.

– Почему не будет? СССР будет всегда. Партии, в том бюрократическом виде, в котором она есть, не будет, а СССР никто трогать не собирается.

– СССР «разлетится» и останется только Россия в нынешних границах. Даже Крым останется в Украине. А потом Украина вступит в НАТО. И по всем границам России НАТО приблизиться вплотную. Подлёта одной крылатой ракеты хватит, чтобы долететь до Москвы.

Тут я немного приврал, но лишь немного. До вступления Украины в НАТО в моём времени оставался один шаг.

Человек смотрел на меня сверху и не мигая, а я на него снизу-вверх и откинувшись затылком на спинку кресла.

– Этого не может быть. Мы всё продумали.

– Это вы продумали, но ведь помимо вас есть и другие игроки, играющие чуть-чуть в другую игру.

Человек резко повернулся к двери и вышел.

Глава 4.

Старый конверт притягивал внимание всегда, когда Юрий Иванович открывал сейф. Он даже прятал его в самый низ под «долгие папки», но всегда помнил о нём. Поэтому Дроздов через пару месяцев вернул конверт на прежнее место и время от времени его открывал, гадая, кто бы это мог написать? Стихи всё-таки…